Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви

Сквозь щелку я наблюдала, как в галерею выскочил полураздетый королевский камердинер. Он обеспокоенно оглядывался по сторонам, обшаривал взглядом все темные углы и несколько раз вопросительно посматривал на дверь, за которой пряталась я. И в то же мгновение шорох заставил меня обернуться: в комнату сына проскользнул король. Людовик XVI, воспользовавшись кратковременным отсутствием камердинера, выскочил из спальни – в ночной рубашке, колпаке и босой.

Не церемонясь, я схватила его за руку.

– Идемте, сир, ради Бога, быстрее!

Взяв у Мальдена одежду, Людовик XVI преобразился в простого лакея баронессы Корф: бутылочно-зеленый сюртук, лакейская шляпа, серые панталоны и грубый парик из пакли.

Сопровождаемый офицером, король прошел через дворы Тюильри. Мальдену было приказано обезвредить всякого, кто посмеет задержать короля. Спокойно и уверенно пройдя через площадь Карусель, мы все втроем приблизились к улице Сен-Никез, где нас ждала карета.

Навстречу нам выступил Кристиан Дюрфор.

– Ах, Боже мой! – произнес он. – Наконец-то вы явились! Трудно было понять, к кому относятся эти слова – к королю или ко мне.

Людовик XVI прошел к карете, знаком дав нам понять, что у нас есть немного времени для прощания. Я взглянула на Дюрфора, и вдруг – впервые за этот вечер – почувствовала смертельный страх за исход этого предприятия.

– Где ваше место? – спросила я.

– Позади кареты. Мы с Мальденом охраняем короля сзади.

– Будьте осторожны, Кристиан, – проговорила я прерывисто. – Вы ведь не военный.

– В детстве меня учили обращаться со шпагой. Да и дуэль нам вряд ли предстоит. В случае неудачи на нас навалит такая толпа, что самое большее, что мы сможем сделать, – это закрыть короля собой.

– Что вы такое говорите! – прошептала я с истинным страхом. – Такого не может быть! Вы спокойно доберетесь до границы, верьте в это!

Он мягко привлек меня к себе, нежно поцеловал в губы. Потом так же нежно коснулся губами моей руки.

– Помните обо мне, – только и сказал он.

– Разве об этом нужно просить, Кристиан? Я… Граф де Ферзен громко крикнул нам с козел:

– Пора, господа! У нас нет больше ни минуты! Мы расстались…

Я молча стояла посреди улицы и долго смотрела, как Ферзен, переодетый кучером, хлестнул лошадей, и экипаж тронулся. Вдалеке раздался тихий, отдаленный бой часов. Было уже за полночь… И далеко за полночь. Может быть, и с опозданием, но в ночь с 20 на 21 июня Франция осталась без короля с королевой. Раз уж все так ненавидели их, эта новость должна бы всех обрадовать. Но реакция будет как раз обратной – все будут брызгать слюной от злости…

Мне не хотелось думать о том, сколько грязи выльется на головы беглецов, о том, что же будет со мной, когда побег обнаружится, о том, привлекут или не привлекут меня к ответственности… Они уехали, и это главное. А мне в данную минуту ужасно хочется спать. Едва карета скрылась, растаяла в темноте, как я почувствовала тяжелейшую усталость. Позади были два напряженных дня, ночь, проведенная без сна… Мне нужно хорошо выспаться, а потом подумать, что делать с Франсуа, если он в чем-то меня заподозрит. Слава Богу, хоть слуги будут молчать.

И я, спотыкаясь и зевая на ходу, побрела к себе домой, в особняк, расположенный тут же, на площади Карусель.

Я проснулась в десять часов утра от громких пушечных выстрелов.

– Адмирал дома? – сразу спросила я у Маргариты.

– Нет, – ответила она недовольно. – Он спозаранку ушел к себе в Собрание. А еще почему-то заглянул к вам, будто проверял, в своей ли вы постели.

Было жарко, и солнце заливало комнату слепящим светом. Я отбросила одеяло, босиком пошла к серебряному тазу, чтобы умыться. Благодаря заботам Маргариты вода была почти ледяная и отлично освежала после сна.

– Его величество король сбежал за границу, – как бы между прочим заметила Маргарита. – Вы знаете это?

Я повернулась к ней, и лукавая улыбка засияла у меня на лице.

– Конечно, нет! Впервые об этом слышу.

– Хорошо бы, если так, – проворчала она, убирая постель. – Только бы с вами ничего не случилось, мадам.

Она выглянула в окно и заявила:

– А вот и первые посетители к вам, милочка. Представляю, сколько их будет после побега-то короля!

– Кто приехал? – нетерпеливо спросила я.

– Госпожа маркиза де Шатенуа.

Изабеллу де Шатенуа я не видела целый месяц. Все такая же грациозная и изящная, она стала еще стройнее, шелковистые завитки ее высоко подобранных волос мягко падали на затылок, белая кожа являла собой приятный контраст с черными агатовыми глазами.

– Какой красивой вы стали, Изабелла, – воскликнула я, обнимая ее, – и какое счастье, что вы так просто одеты: мы сможем пойти в город.

На Изабелле было модное ныне платье белого цвета в розовую полоску, с сильно затянутой талией и высоко поднятой грудью, узкое, украшенное пышным турнюром. Высокая шляпа с вуалью и трость дополняли ее наряд.

– Я думала то же самое, Сюзанна; тем более что нынче в Париже творится что-то невероятное. Вы слышали, что король бежал?

– Еще бы, – сказала я.

Мы вышли за ворота, на площадь Карусель. Я крепко сжимала руку Изабеллы, и она отвечала мне таким же пожатием. Нам не хотелось потерять друг друга, разминуться среди снующих туда-сюда почтовых карет, фиакров или колясок, увязнуть в толпах народа, запрудившего площадь.

– Вы слышали о сегодняшних декретах Собрания? – спросила Изабелла.

– Нет.

– А я прочла выпуск «Монитера» и слышала крики прохожих, пока ехала мимо Манежа… Собрание взяло власть в свои руки.

– Значит, оно объявило республику? – спросила я пораженно.

– Не уверена. Я уверена только в том, что с каждым днем в Париже становится все более мерзко.

– Но ведь вы хотели уехать, почему же вы не сделали этого до сих пор?

– Да я уже почти собралась, дорогая! И вот сегодня такой сюрприз: Собрание закрывает все границы и приказывает арестовывать всякого, кто выезжает из королевства!

– Ах вот оно что, – произнесла я. – Что же они еще решили?

– Они наделали немало глупостей. Всех гвардейцев поставили под ружье, объявили о непрерывности своих заседаний, как будто от этих заседаний есть хоть кому-то польза!

Изабелла топнула ногой. Губы ее были гневно сжаты. Честно говоря, я еще ни разу не видела ее такой.

– Я тоже теперь хочу уехать, – сказала я задумчиво. – Похоже, нам вместе придется хлопотать о паспортах для себя.

Брожение, царившее в Париже, казалось небывалым. Каждый, похоже, старался перекричать гул набата. Как и в дни перед взятием Бастилии, на улицу высыпали все: рабочие, лавочники, буржуа с женами, детьми и прислугой, торговки. Все лавки, включая и булочные, были заперты. Людской поток устремлялся в Пале-Рояль, Манеж и, конечно же, Тюильри.