Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви

– О, дорогая, а чего же вы хотите от черни? Что она, узнав об отъезде Людовика, всплакнет и помашет ему рукой?

Мы еще немного прошлись по улице, прислушиваясь к разговорам парижан. Говорили, что депутат Собрания Редерер с трибуны назвал короля подлецом, предательски покинувшим свой пост, и объявил, что приказы министров отныне исполняются без подписи короля, а депутат Гийом предлагал вместо «Людовик, Божьей милостью и в силу учредительного закона государства» писать на документах «Учредительное собрание декретирует и повелевает». Были слухи, уж совсем невероятные, что отчаянная толпа санкюлотов уже отправилась на поиски Лафайета, чтобы вздернуть его на первом же фонаре в назидание другим предателям.

Меня все это нисколько не расстраивало: я заранее приготовилась к самому худшему. Впрочем, за эти годы я привыкла ко всему настолько, что уязвить меня было бы трудно.

– Смотрите-ка, Сюзанна, – произнесла маркиза де Шатенуа, – это карета банкира Клавьера!

Я оглянулась, обуреваемая любопытством, и тут же отвернулась, увидев надменное лицо Клавьера, – серые глаза, четко очерченный чувственный рот, отлично уложенные белокурые волосы. Карета его была великолепна: розового дерева, раззолоченная, как рождественская игрушка, обитая изнутри ярким персиковым шелком Внутри, кроме самого Клавьера, сидела еще какая-то красивая блондинка.

– Ох, этот негодяй, – прошептала я, задыхаясь и ломая пальцы, – как же я его ненавижу!

Да, пожалуй, во всей Франции не было человека, которого бы я так ненавидела. Все в нем возбуждало во мне гнев: и его наглое остроумие, и откровенное хамство, и богатство, и невероятные слухи об этом самом богатстве, и его элегантность, сила и мужская привлекательность. Мне казалось, будь у него меньше достоинств, я и ненавидела бы его меньше.

– Да что это с вами, дорогая? – шепотом произнесла Изабелла. – На вас лица нет, а ведь сюда идет Клавьер.

– Сюда?

Я подалась было в сторону, желая избежать неприятной встречи, но было уже поздно: Клавьер увидел нас и направлялся к нам, а показывать свое смятение я не хотела.

– Ну все, – прошептала я со злостью, – если я удержусь и не плюну ему в физиономию, это будет настоящее чудо…

Вспоминая о том, как говорила с ним в Вене, я всегда чувствовала такое негодование, что сдерживаться мне было и вправду трудно.

– Вот так встреча, – насмешливо приветствовал нас банкир, слегка приподнимая шляпу: в этом его жесте я почувствовала откровенную издевку. – До чего же я рад вас видеть, гражданки.

Я вспыхнула: эта каналья знала, что нельзя уязвить нас больше, чем таким обращением.

– Разумеется, на вашей физиономии написано, что вы гражданин, – сказала я с презрением, – а к нам потрудитесь обращаться иначе.

Он расхохотался, словно моя ярость его забавляла.

– Что ж вы так сердиты, а, моя красавица? Вам вроде бы не на что сердиться. Король дал деру, а что касается меня, то я уже давно вас не беспокоил.

– Я не должна вам больше ни одного су, ни даже денье, – сказала я с плохо скрытым торжеством, – так что мои дела с вами кончены, господин Клавьер.

– Вы не должны мне, моя прелесть? Как опрометчиво вы судите! Разумеется, вам удалось наскрести полтора с лишним миллиона и расквитаться со мной… А как же другие ваши кредиторы – они вам пока не досаждают?

– Это вас совершенно не касается.

– Напрасно вы так говорите, моя прелесть, напрасно! А что, если в дело вмешаюсь я?

Я не поняла, к чему он клонит.

– А что, если я выплачу ваши долги другим банкирам, а сам заполучу все векселя, чтобы не выпустить вас из рук? Об этом вы не подумали, дорогая?

Глаза у меня расширились от неожиданности Действительно, я никогда не допускала такой возможности. Нас снабжали деньгами несколько банкиров, исключая Клавьера, – Боскари, Шоль, Паншо. Что, если этот негодяй и вправду перекупит у них векселя?

Все эти мысли, наверно, своеобразно отразились у меня на лице, но на этот раз банкир не расхохотался, даже не прищурился издевательски. Он жадно, почти с животной страстью вглядывался в мое лицо, скользил глазами по моей одежде, взглядом раздевая меня. Я невольно попятилась, чувствуя себя оскорбленной этим жутким наглым взглядом. И почти в ту же минуту меня охватило бешенство. Я сделала шаг вперед.

– Катитесь вы ко всем чертям, не то я вам физиономию в кровь расцарапаю! – прошипела я, разъяренная донельзя.

– Вот как, дорогая? А как же наше пари? Посмеиваясь, он отошел в сторону. Я вся дрожала от гнева, мне казалось, что я близка к обмороку, и, чтобы не упасть, крепко сжала ладонь Изабеллы.

– Бог с вами, дорогая! – прошептала она, обнимая меня за талию. – За что вы так его ненавидите?

Я качнула головой. Что можно было ответить на этот вопрос? Я и не искала ответов. Я ненавидела Клавьера, и этого было достаточно.

– Негодяй, подлец, мерзавец, грязная свинья!

Эта брань прозвучала так громко, что прохожие стали оборачиваться. Наверняка они подумали, что мои слова адресуются королю, и заулыбались.

– Вы не правы, Сюзанна, – прошептала маркиза де Шатенуа; ее душистое дыхание приятно обожгло мое ухо. – У этого молодца уйма скрытых достоинств… Говорят, эта самая штука у Клавьера невероятно большая и доставляет немало удовольствия женщинам – ну, хотя бы Терезе Кабаррюс.

Я яростно посмотрела на нее в упор, сердито сдвинув брови, и внезапно с изумлением почувствовала, как под влиянием ее легкомысленного замечания разом улетучивается и тает все мое негодование. Мгновение я стояла, лишившись дара речи.

– Вы… вы просто невыносимы, Бель! – беспомощно выдохнула я.

Она улыбнулась, и через минуту мы уже весело смеялись, забыв о неприятностях и ликуя по поводу радостного события – побега Людовика XVI из Парижа.

Медленно тянулись жаркие, душные дни июня. Полное отсутствие вестей убивало меня.

Два дня подряд, просыпаясь утром, я спрашивала Маргариту, дома ли адмирал. Ответ был всегда отрицательный. Франсуа в доме не появлялся и не ночевал здесь. Вероятно, полагала я, он присутствует на заседаниях Собрания, которые объявлены непрерывными.

– Когда вы отправитесь хлопотать о паспорте? – донимала меня Маргарита.

– Скоро.

– Знаю я ваше скоро!

– Но ведь сейчас хлопотать об этом просто нет смысла. Все границы закрыты декретом Собрания.

Я несколько дней провела, не выходя из дома. По моим расчетам, король с семейством должен был уже приближаться к границе, и о нем я думала мало. Он уехал, значит, наступило время подумать о себе. Хлопотать о паспорте? Нет, с этим надо подождать. Во-первых, это будет бесполезно из-за декрета, во-вторых, я еще могу навлечь на себя этими хлопотами подозрение.