Джена Шоуолтер - Темнейшая ночь (любительский перевод)

«Я буду говорить, как мне нравиться».

Он грозно нахмурился. Мне нравиться этот человек. Я восхищаюсь ним. Он убивал за меня, а я за него. Все же он знал, глубоко в душе, что если об Эшлин будут упоминать в такой унизительной манере, он нападет. Неважно кто это будет. Ничто не имело значение кроме нее. Он ненавидел этот факт. Он не понимал его, но был беспомощен пред ним.

«По какой-то причине», сказал Люциен, «эта девчонка спусковой курок. Скажи ему, что не будешь больше болтать о ней, Аэрон».

«Почему это я должен?» был ворчливый ответ. «Насколько мне известно, я имею право озвучивать свое мнение».

Глубокий вдох, глубокий выдох. Это не помогло. Мэддокс чувствовал, как приготавливается к новому нападению. Проклятье! Мне надо взять себя в руки! Так я выгляжу неимоверно глупо и постыдно. У него еще не бывало меньшего влияния на свои собственные поступки.

«Аэрон, тебе должно было бы надоесть вычищать кровь с полов», проговорил Люциен. «Подумай, сколько ее будет, если Ловцы уже сейчас пытаются вторгнуться в наш дом, а мы не пытаемся остановить их. Скажи ему».

Аэрон колебался лишь миг прежде, чем убрать нож от Мэддоксовой шеи.

«Хорошо», буркнул он. «Никаких разговоров о девчонке. Счастлив теперь?»

Да. Мэддокс мгновенно расслабился и поднялся на ноги. Он даже подал свободную руку, чтоб помочь Аэрону встать, но тот оттолкнул его в сторону и встал самостоятельно. Парис как-то нарек Мэддокса «Качели настроения»; он пошутил тогда, но Мэддокс начинал верить, что в его словах была правда.

«Я не скажу этого, но ты знаешь, о чем я думаю, правда?» сухо поинтересовался Аэрон.

Да он знал. Он был таким же поганцем, как и Парис – если не хуже.

«Детвора», пробормотал Люциен, закатывая глаза.

«Мамочка», ответил Аэрон, но в его тоне не было тепла.

Мэддокс на минутку закрыл глаза, сосредотачиваясь, пытаясь заставить себя поверить. Эшлин просто женщина. Она не означает ничего более чем временное удовлетворение.

Тени и боль, проблескивавшие в ее глазах ничего не означали. Они не смягчат его, еще менее зачаруют. Больше нет. Ему надо было начинать думать о ней, как и об остальных.

Еще немного этой абсурдной ссоры, и ему придется выкапывать свое достоинство из мусора.

Черт, возможно боги окончательно решили наказать его и послали Эшлин свести его с ума, причинить ему боль и страдания. Покарать его. Возможно, он больше не будет томиться вечной смертью по ночам. Возможно, он приговорен томиться вечной смертью целыми днями.

«Лады?» поинтересовался Люциен.

Даже и близко нет. Он мог успокоиться, но он был в худшем расположении духа, чем когда-либо. Все-таки он кивнул и прошагал по коридору без единого слова, вверх по лестнице и в свое крыло крепости. Лучше с этим покончить.

Когда Люциен и Аэрон опять поравнялись с ним, Аэрон сказал, «Мой кинжал».

«Он мил», ответил, нарочно не понимая. И не вернул его.

Аэрон фыркнул. «Я и не предполагал, что у тебя нехватка оружия»

«Если хочешь сохранить свое, получше за ним присматривай».

«То же самое можно сказать и о твоей башке».

Мэддокс не дал ответа. Чем ближе он подходил к спальне, тем сильнее он мог ощущать медовый аромат Эшлин. Аромат, что был полностью ее собственным. Не мыла или духов, а ее. Его тело болезненно напряглось, а плоть заполнилась жаром и нуждой. Он, казалось, всегда ожидал глотка этого меда. Она такая же, как остальные женщины, помнишь? Ничего особенного, напоминал он себе.

Он бегло осмотрел своих сотоварищей. Они и не заметили сладкого аромата в воздухе. Хорошо. Он желал Эшлин, ее всю, для себя. Ничего особенного, проклятье.

Достигнув порога, все приостановились. Аэрон напрягся и приготовил оставшийся у него кинжал. Жесткая маска покрыла его лицо, словно он изготовился совершить необходимое. Люциен также извлек оружие – сорок пятого калибра, взведенное и готовое.

«Гляньте, прежде чем нападать», процедил Мэддокс сквозь стиснутые зубы.

Они кивнули, даже не удостоив его взглядом.

«На три. Раз…» его уши подергивались, пока он прислушивался. Из комнаты не доносилось ни звука. Ни всплеска воды или легкого позвякивания тарелок о поднос. Неужели Эшлин и правда сбежала? Если так…

«Два». Его живот свело от злобы и ярости, и шрамы там запекли. Его пальцы впились в рукоять кинжала. Он мог бы просто покинуть крепость, мог бы обшарить в ее поисках все закоулки земли.

Ничего особенно действительно.

«Три». Он повернул замок и толкнул дверь. Петли скрипнули. Все трое ворвались в комнату, безмолвные, готовые ко всему. Мэддокс осмотрел комнату, приглядываясь к каждой мелочи. Пол – нет следов ступней. Окно – по-прежнему закрыто. Поднос с едой – нетронут. Кое-что из его одежды было вытащено из гардероба и теперь раскидано по полу.

Где она?

Аэрон и Люциен оглядывались, пока он шел вдоль стены гардероба, настороженно наблюдая. Он запрыгнул в стесненное пространство, вскидывая кинжал. Ничего не обнаружил.

На кровати шевельнулись покрывала и мягкий полувздох, полустон раздался в воздухе.

«Опустить оружие», приказал Мэддокс яростным шепотом, кровь его кипела от звука этого женственного вздоха.

Несколько секунд прошло, пока остальные мужчины повиновались. Лишь тогда Мэддокс приблизился к кровати, медленно…потея. По какой-то причине, он трясся словно хрупкий человечек. Он подозревал, что увиденное уничтожит его.

Он был прав.

Он увидел спящую красавицу. Эшлин. Ангел. Разрушение.

Ее янтарные волосы рассыпались по его белоснежной подушке. Ее ресницы, на два оттенка темнее волос, отбрасывали косые тени на ее перепачканные щеки. Она не искупалась, не поела. Она, должно быть, заснула вскоре после его ухода.

«Красивая», с неохотным восхищением в голосе проговорил Аэрон.

Изысканно прекрасная, молчаливо поправил Мэддокс. Моя. Ее губки были красные и полные, очаровательно припухшие. Она искусала их от волнения? Он наблюдал медленные поднятия и опадания ее груди, понимая, что тянется – не трогай, не трогай – не в силах предотвратить действие. Но он сжал руки в кулаки как раз перед соприкосновением. Его тело снова было твердокаменным, потребность клокотала внутри. Темная потребность, пугающая своим натиском и по-прежнему настолько более мощная, чем Насилие когда-либо было.

Как она могла извлекать такой отклик простым дыханием?

Коснись ее. Кто этого желал? Он? Демон? Оба?

Не важно. Только одна ласка, потом он уйдет. Он примет душ и вернется, когда она отдохнет – и он будет четко контролировать себя к тому времени. Определенно будет.

Наконец-то, разжав руку, он погладил кончиками пальцев ее щеку. Легкая как шепот ласка. Ее кожа была гладкой, словно шелковой, наэлектризованной. Он ощутил покалывание от соприкосновения, его кровь немедленно закипела сильнее.