Виктория Холт - Возлюбленная из Ричмонд-Хилл

– Я… я нахожу вас очаровательной. Мне бы не хотелось, чтобы вы менялись.

– Даже если я буду такой беспечной? У Марии вырвался звонкий смешок.

– А что вы думаете обо мне? – отважился спросить Эдвард.

– Что с вашей стороны было очень любезно позволить мне приехать сюда вместе с дядей Генри и показать мне этот великолепный замок, и… – Мария на секунду умолкла и посмотрела на Эдварда. А потом строго прибавила: – Но я вижу, мне следует хорошенько следить за вами, чтобы вы впредь были осторожнее… Ах, боже мой! Я опять веду себя невежливо!

– Пожалуйста, продолжайте… продолжайте в том же духе!

– А знаете, мистер Уэлд, вы совсем не похожи на солидного дядюшку. Ну, как? Вы отдохнули? Может, спустимся вниз?

Эдвард поднялся на ноги и пробормотал:

– Подождите минутку. Давайте подойдем к парапету… чтобы вы полюбовались окрестностями.

Она стояла так близко, что прядь ее длинных волос коснулась его лица, когда подул ветер.

Что, если спросить ее прямо сейчас? Сказать: «Все это мое. Разделите мои богатства». Но это торгашеский язык, а она не такая… Она милая, невинная и бесконечно желанная…

– Мария… – начал Эдвард.

Девушка повернулась к нему; глаза ее блестели, и в них было восхищение прекрасным пейзажем.

– Да, мистер Уэлд? – сказала она.

– Вам нравится… нравится все это?

– Конечно! Кто может остаться равнодушным к такой красоте?

– Вам бы хотелось здесь жить?

– По-моему, это чудесное место.

– Тогда…

Мария выжидательно поглядела на собеседника.

– Нет, – в отчаянии выдохнул он. – Я слишком стар… а вы так молоды!

Тут она, наконец, поняла…

И пришла в полное замешательство. Ей хотелось пойти в свою комнату и хорошенько все обдумать.

Мария получила письмо от мамы. В нем говорилось о предложении мистера Уэлда. Мать и отец тщательно все взвесили. Дядя Генри мог поручиться за мистера Уэлда, который вел всегда добропорядочную жизнь и принадлежал к одному из самых выдающихся католических семейств Англии. Мистер Уэлд был без ума от Марии и не требовал приданого, что было, насколько поняла Мария, очень важно для ее родителей, поскольку дела отца находились в расстроенном состоянии. Мистер Уэлд уже проявил себя хорошим мужем, будучи женат на знатной даме. Родители сочли весьма лестным то, что он предлагает их драгоценной Марии занять ее место, и советовали дочери серьезно над этим подумать. Разумеется, если она не захочет, они не станут принуждать ее к замужеству. Равно как и торопить со свадьбой. Однако они убедительно просили ее взвесить все «за» и «против». Она не богата; кроме красоты ей предложить особенно нечего, и потом она должна не забывать о Франсис и мальчиках! И хотя мама с папой ни в коем случае не предлагают ей принять предложение мистера Уэлда, если оно ей не по вкусу, они будут безмерно счастливы, если их дочь проявит благоразумие и согласится на этот брак.

Мария перечитывала письмо вновь и вновь…

Мистер Уэлд был таким добрым, таким хорошим, так старался показать ей, что он прекрасно ее поймет, если она откажется выйти за него замуж! Дядя Генри же явно хотел, чтобы она осчастливила его старого друга. А Марии хотелось всем угодить.

Она зорко следила за тем, чтобы мистер Уэлд не перенапрягался. Он был этим и доволен, и раздосадован. Ее внимание льстило Эдварду, и в то же время он чувствовал, что тем самым разница в их возрасте только усугубляется.

И вот одним летним днем, когда жара оказалась для мистера Уэлда невыносимой и Мария проявила очаровательный деспотизм, настояв, чтобы он вместо верховой прогулки посидел в тени, ей показалось, что у него слегка печальный вид, и она упомянула об этом в разговоре.

Эдвард сказал:

– Меня только одно печалит, Мария. То, что я не могу стать на двадцать лет моложе.

– Но зачем об этом грустить? Молодые часто делают всякие глупости.

– Мне грустно, что я не ваш ровесник. Тогда бы я мог попросить вас выйти за меня замуж, и если бы вы согласились, у меня не было бы больше причин для уныния.

– Но вы же все равно можете попросить! – сразу посерьезнев, сказала она. – Пока что вы этого не сделали, хотя поговорили с моим дядей и с родителями. Может быть, если вы попросите меня…

На лице Эдварда отразилась огромная радость.

– Мария! – воскликнул он. – Вы выйдете за меня замуж?

– Ну, конечно, выйду! – ответила Мария и довольно рассмеялась, увидев, что он счастлив.

Эдвард Уэлд был в восторге от супружеской жизни. Как только Мария дала согласие, он поспешно выполнил все обряды и Уолтер и Мэри поздравили друг друга с тем, что их старшая дочь поступила благоразумно. Почти без усилий и без всяких расходов они нашли ей выгодную партию, и к восемнадцати годам она уже была прекрасно устроена: жила в замке с богатым мужем, который баловал ее и вдобавок принадлежал к самому выдающемуся католическому семейству Англии.

Что же касается Марии, то она была очень счастлива. Ей было приятно осознавать, что она осчастливила своего супруга, а он с удовольствием показывал ее друзьям, и поэтому в Лалвортском замке часто устраивались балы. Мария быстро научилась вести себя как подобает хозяйке дома; здесь пригодились правила хорошего тона, усвоенные ею во Франции: Мария умела непринужденно и мило беседовать с людьми, которые были гораздо старше ее, а чуть-чуть повзрослев, она стала еще красивее.

Эдвард Уэлд не знал, что бы еще такого для нее сделать. И решил заказать ее портрет! Тогда он всегда сможет любоваться той Марией, какой она была в первый год их совместной жизни. Он хотел, чтобы ее нарисовали рядом с ним. В зале при входе в замок висел портрет, на котором Эдвард был изображен вместе со своей первой женой, и поскольку на холсте оставалось достаточно места, чтобы изобразить Марию по другую руку Эдварда, художник выполнил его заказ. Эдвард был очень доволен, и теперь, заходя в зал, непременно останавливался, чтобы поглядеть на себя в обществе двух женщин. Однако взор его был прикован только к Марии.

Затем он решил, что нужно нарисовать отдельный портрет Марии, и пригласил в Лалворт Гейснборо. [4]

Прибыв на место, художник остался доволен натурой, но слегка удивился, взглянув на волосы Марии, не прибегавшей ни к каким особым ухищрениям в прическе. Он не преминул обратить на это ее внимание:

– Мадам, при дворе леди носят парики или пудрят свои локоны.

– Правда, мистер Гейнсборо? – откликнулась Мария. – А вот я ничего этого не делаю.

Мистер Гейнсборо не смог скрыть тревоги: его беспокоило, что портрет будет отличаться от тех, которые он привык рисовать. Ему явно хотелось, чтобы позирующая дама сделала некоторую уступку моде.

Муж с радостью отметил, что Мария не робкого десятка. Ему нравилось, когда его богиня проявляла характер. Она не стала спорить с художником, но после окончания первого сеанса пришла к мужу, и он с изумлением увидел, что в глазах ее сверкает возмущение: никогда еще на его памяти Мария так не сердилась!