Лесли Лафой - Невеста маркиза

Почему-то Тристан предполагал, что Симона немного побледнеет, но она лишь запрокинула голову и рассмеялась. Господь Всемогущий, она была просто роскошной находкой, чудесной, непредсказуемой…

– Я был бы благодарен, – проговорил лежащий на земле у их ног Хейвуд, – если бы вы оба немного поменьше болтали. Улыбаться и смеяться в предвкушении боли другого человека несколько неэтично, знаете ли.

– Извини, Хейвуд, – отозвалась Симона, опускаясь на колени рядом с ним. – Сейчас я постараюсь изобразить подобающий моменту ужас. Как тебе это?

Хейвуд лишь хмыкнул при виде того, как Симона безрезультатно пытается справиться с улыбкой, затем перевел взгляд на Тристана:

– Действуйте поскорее, пока эта страдалица не лопнула окончательно и не испортила еще больше мой новый костюм.

Не теряя времени, Тристан приподнял руку Хейвуда и начал медленно ее поворачивать. Затем он бросил на Симону быстрый взгляд и, когда она кивнула, жизнерадостно добавил:

– Знаете, у вас на лацканах не меньше дюжины дырок от угольков. Атлас, конечно, красивая материя и все такое, но он легко прожигается, а сам фрак разорван от правого кармана почти до низа. Я серьезно сомневаюсь в том, что…

Он все рассчитал точно. Щелчок получился громким, быстрым и четким.

– Что даже самый лучший портной сможет привести его в порядок, – закончил Тристан.

Хейвуд застонал, но вскоре затих.

– Хорошо хоть, – прерывающимся голосом произнес он по прошествии некоторого времени, – что остальная одежда не пострадала. Кстати, теперь боль почти совсем исчезла.

Тристан кивнул и, взяв Хейвуда за здоровую руку, помог ему сесть.

– Несколько дней вам все еще будет довольно больно, но потом все встанет на место. А пока советую вам как можно меньше шевелить рукой, и неплохо бы сделать поддерживающую повязку, чтобы исключить повторный вывих.

– Давайте сделаем ее прямо сейчас из куска моей нижней юбки, – предложила Симона, захватывая рукой остаток подола у себя за спиной.

– К несчастью, – сказал Тристан, жалея о присутствии Хейвуда, строгий взгляд которого мешал ему в полной мере полюбоваться изящной лодыжкой Симоны, – нам нечем ее разрезать.

Тут Симона быстро вытащила из-за подвязки нечто напоминающее китайскую палочку для еды. Пока Тристан пытался сообразить, что это, она повернулась и поднесла чуть не к самому его носу лезвие стилета.

Тристан изумленно покачал головой.

– Почему вы не дали его мне, когда мы были в кабинете?

– Он вам не понадобился; вы достаточно хорошо справились с помощью осколков стекла, а мне не хотелось оскорблять ваше мужское чувство превосходства.

Очень мило с ее стороны, однако…

– Вы всегда ходите на светские увеселения с оружием?

Симона пожала плечами.

– А вы нет?

– Мне неведома причина, по которой это следует делать. Конечно, когда я находился за границей…

– Не позволите ли мне что-нибудь сказать? – прервал их Хейвуд, которому, похоже, уже достаточно надоела их пикировка.

Симона снисходительно улыбнулась:

– Конечно, Хейвуд, это ведь твоя рука…

– Вот именно. – Хейвуд попытался подняться на ноги, и Тристан поспешно подал ему руку. – Думаю, нам пора домой, где я получу наконец необходимый покой.

Симона кивнула, убрала нож, а потом оглянулась на пламя, вырывающееся из дверей бального зала.

– Мы здесь вряд ли нужны, – тихо проговорил Тристан, протягивая ей руку.

– Как вы думаете, сколько человек пострадало? – Симона продолжала смотреть на огонь.

– Не так много, – заверил ее Хейвуд и кашлянул. – Нам остается только молиться об их душах.

– Верно, – согласился Тристан, выпуская руку Симоны и отходя от нее. – Если, конечно, вы из тех, кто молится.

– Или из тех, кто хочет представляться таковым, – добавила Симона, отворачиваясь. – Поскольку вы отправили Эмми и Ноуланда в вашей карете, то, согласитесь, возможно, чтобы мы подвезли вас до дома?

Хейвуд вздохнул, и в тот же момент Тристан, скромно опустив глаза, произнес:

– Это было бы в высшей степени любезно с вашей стороны.

Симона поглядывала на мужчину, шедшего по ее правую руку, и пыталась понять, почему она раньше не замечала, что он настолько… красив и элегантен. Дело тут было в чем-то большем, чем просто внешность: в Лондоне нашлось бы немало мужчин с четкими чертами лица и невероятно темными глазами, обрамленными густыми ресницами. Очень многие из них были высокими и широкоплечими, но в Тристане присутствовало нечто совершенно иное. По крайней мере сама она с подобным еще не сталкивалась. В нем ощущалась сила, безмятежная уверенность в себе, которая была одновременно успокаивающей и тревожной. Симона не сомневалась в том, что если бы сейчас кто-то бросился на них из-за кустов, то для нападающего это стало бы последней попыткой на кого-то напасть.

«На самом деле, – уточнила про себя Симона, с улыбкой глядя себе под ноги, – это не обязательное условие для того, чтобы привлечь внимание Тристана». Здания, пылавшего вокруг него, и идущего в тот момент процесса спасения оказалось недостаточно для того, чтобы помешать ему воспользоваться удобным случаем и похитить поцелуй. Не то чтобы это действительно было похищением: Тристан не добивался поцелуя, наставив на нее острие ножа или дуло пистолета, да и она не прилагала особых усилий для того, чтобы его избежать. Если окажется, что он снова захочет ее поцеловать, она определенно не станет возмущенно верещать или отшатываться в страхе, как подобало бы любой добродетельной мисс. Впрочем, кто, будучи в здравом уме, пожелает быть хорошей и добродетельной, вместо того чтобы получить очаровательный поцелуй? А Тристан Таунсенд действительно умел целоваться: Симона до сих пор ощущала на своих губах нежное прикосновение его губ.

Подняв взгляд, она решила, что разумнее сосредоточить свои мысли на чем-то другом, нежели плотный жидкий огонь, который так сладко растекался по ее ногам. Она отметила, что ворота сада, выходящие на улицу, широко распахнуты и за ними виднеются кареты, которые, объехав территорию особняка, ждут своих владельцев. Наверное, Эмми и Ноуланд уже нашли экипаж Тристана и сейчас находятся дома, целые и невредимые. Эмми, конечно, побледнела при мысли о поездке без дуэньи и забилась в угол, где всю дорогу молилась о том, чтобы об этом никто не узнал. Боже, какая славная девушка!

А вот Симона, если бы у нее возникла возможность поехать в карете вдвоем с Тристаном… Если учесть, с каким восторгом ее разум принимает подобные возможности, ей надо радоваться присутствию здесь Хейвуда.

Симона посмотрела налево и решила, что никогда еще не видела Хейвуда таким мрачным. Понятно, что у него болело плечо, но она сомневалась, что он так сильно хмурится именно из-за этого. Точнее, он был мрачным как туча. Но что именно вызвало в нем такое настроение? Если учесть обстоятельства, то срезанную юбку нельзя считать большим грехом, а ее корсаж остался целым. К тому же на ней по-прежнему были надеты все нижние юбки и все нижнее белье, а уж заподозрить, что ее целовали…