Дарья Дядькова - Четырнадцать дней непогоды

– Павел Сергеич, не прогневайтесь, уж с четверть часа, как подъехали. Я не смел прерывать ваш разговор с барыней.

– Спасибо, Демьян, ты свободен, – сказал князь и вместе с женою поднялся на высокое крыльцо. «Прошу», – произнес Павел и открыл перед Евдокией двери ее нового дома.

Княгиня, а следом за ней и муж, оказались в просторной передней, где хозяина с молодою женой уже встречали заранее уведомленный управляющий и множество слуг.

Приняв приветствия крепостных и распорядившись об обеде, Павел направился к роскошной анфиладе – показывать супруге дом. Здесь, в мурановском особняке, все было наполнено духом широкого русского барства. Построенный во времена Елисаветы Петровны, дом был образцом той роскоши и вычурности, которыми отличалась архитектура, да и весь образ жизни осьмнадцатого столетия. Федор Львович Муранов, дед Павла, получив должность секретаря канцлера императрицы, Михаила Илларионовича Воронцова, решил обосноваться в Петербурге и построить здесь особняк. Став собственностью рода, дом перешел к сыну Федора Львовича, Сергею, а от него – к нынешнему представителю фамилии, последнему из Мурановых, князю Павлу. Он провел здесь почти всю свою жизнь – от рождения и до последнего года, так изменившего ее.

Все убранство дома было в истинно классическом стиле – всюду лепнина и позолота, бронза и красное дерево. Мебель поражала красотою обивки, шторы – изяществом ткани. По всему было видно, что в отсутствии хозяев за порядком и чистотою в доме исправно следили – люстры и подсвечники были начищены до блеска, зеркала и столы протерты, в паркете можно было видеть собственное отражение. Последней комнатой в анфиладе первого этаж была портретная. Князь рассказывал жене о каждом из представителей рода Мурановых, со времен Петра Великого, изображенных на портретах. Здесь были и герои турецких войн, и сенаторы и государственные деятели. О многих из них Евдокия уже слышала от Павла. На большом поясном портрете был тот самый секретарь канцлера графа Воронцова, Федор Львович Муранов, при котором построили этот дом – полноватый мужчина с добрым лицом, в напудренном парике. Внимание Евдокии привлек портрет молодой женщины в античном платье начала века и соломенной шляпке. Черты ее лица, в особенности глаза, очень напоминали Павла Сергеевича.

– Эта женщина – твоя мать? – спросила у мужа Евдокия, подводя его к портрету.

– Да, покойная матушка Екатерина Антоновна. Я почти не знал ее. Многие говорят, что я очень похож на нее. А ты не находишь?

– У вас редкое сходство. Теперь я знаю, что свои прекрасные глаза ты унаследовал от матери, – сказала Додо. – А где же портрет твоего отца?

– Вот, Сергей Федорович, – показал князь на портрет молодого мужчины в мундире Александровского времени. Если Павел что-то и унаследовал от отца, то только густые каштановые волосы и бакенбарды. Сам он был невысокого роста и не такого богатырского сложения, как Сергей Федорович, могучая грудь которого вся была увешана орденами, полученными в боях с Бонапартом.

– А рядом с отцом – ma tante.

– Вера Федоровна? – удивилась Евдокия, рассматривая статную даму в широком зеленом платье. Одну из самых блестящих женщин павловского двора в теперешней старушке выдавали разве что большие черные глаза, не утратившие с годами своего блеска.

– Соня! – узнала Додо сестру Павла на одном из портретов.

– Да, здесь художнику удалось очень верно изобразить ее черты. Этот портрет был писан к ее шестнадцатилетию, незадолго до нашего отъезда из Петербурга. А вот и я, – весело сказал Павел, показывая на свое изображение. – Скоро здесь будет и твой портрет, – обратился он к жене. – Как ты думаешь, к какому живописцу обратиться? Может быть, к г-ну Брюллову?

– Еще рано думать об этом. Мы только приехали в Петербург…

Разговор супругов прервало объявление вошедшего лакея об обеде. Евдокия и Павел, весьма проголодавшиеся, направились в столовую. Там был роскошно сервирован стол, накрытый изящной шелковой скатертью. Во время обеда супруги возобновили разговор.

Павел очень любил Петербург, город своего детства и юности. И сейчас, приехав в столицу, намерен был надолго здесь обосноваться. Жене Павел об этом пока не говорил: решил подождать, пока она пообвыкнет здесь и, как он надеялся, полюбит Петербург. Пока же князь видел, что Евдокия, всю свою сознательную жизнь прожившая в деревне, чувствовала себя здесь немного неуютно. Конечно, она не подавала виду явно, восхищаясь видами столицы и восторженно говоря о впечатлениях, ими произведенных. Но все же Павел чувствовал, что для того, чтобы ей привыкнуть к новому укладу жизни, нужно время.

Пока же князь решил поступить на службу. Здесь он не стал противоречить настойчивым просьбам Евдокии пойти по статской. Видеть Павла военным желал его отец, прирожденный полководец, и мальчик еще при жизни Сергея Федоровича был записан в Первый кадетский корпус. Да, молодой князь воевал в Турции, в кампании 1828-1829 годов и дослужился до штабс-капитана. Но его душа никогда не лежала к военной службе, он воспринимал ее только как долг. Тогда, год назад, он вздохнул с облегчением, когда тетушка попросила его выйти в отставку, чтобы жить с ней в деревне. Постоянная муштра, парады, смотры – все это утомляло Павла, в характере которого не было воли управлять, необходимой офицеру. Ему хотелось получить необременительную статскую должность, которая позволяла бы, сохраняя свои привычки к свободной жизни, в то же время, находиться при деле. Хотя, в случае Павла, этого требовала скорее его репутация в свете, чем внутреннее желание.

Поздним вечером князь сообщил супруге, что он уже послал узнать о возможности аудиенции у государя, а завтра намерен ехать в Зимний. Павел надеялся, что государь Николай Павлович позволит ему начать статскую службу. В лейб-гвардии конно-артиллерийский полк, где он прежде служил, князь не хотел, да и Евдокия, чьи отец и брат были статскими, с недоверием относилась к военной службе и ни за что не отпустила бы мужа на войну. Княгиня была рада желанию Павла ехать с прошением к императору и напомнила ему, что завтра к обеду они должны быть у Озеровых, на помолвке Михаила и Аглаи. Князь обещал выехать как можно раньше, чтобы не опоздать и вовремя заехать за женою.

III

На следующий день княгиня Муранова проснулась в девятом часу, что до замужества далось бы ей нелегко. Но, став женою Павла, Евдокия с легкостью изменила многим своим детским привычкам. Молодая женщина теперь сознавала себя женою, хозяйкою дома, будущей матерью, и понимала, что отныне на ней будет все хозяйство и заботы о благоустройстве дома.

Не увидев мужа рядом, Додо поняла, что он постарался, как и обещал, встать и выехать пораньше. Молодая княгиня решила пройтись по комнатам второго этажа, которые вчера они с Павлом не успели осмотреть. Здесь располагались, в основном, гостевые спальни. В них было сыровато и прохладно из-за редкой топки, мебель была завешана чехлами. Евдокия уже собиралась спускаться, не найдя в холодных и неуютных комнатах ничего занимательного, но, открыв дверь последней, изменила свое мнение.