Дарья Дядькова - Четырнадцать дней непогоды

– Да, мы вместе учились в Лицее.

– Совсем забыл! Забыл спросить, как поживает ваше семейство. Как маменька, сестры?

– Сейчас у нас все хорошо, хотя после потери отцом поста уездного предводителя приходилось нелегко. Старшая сестра Евдокия вышла замуж за князя Муранова и скоро будет в столице. Прасковья также приезжает – маменька хочет вывозить ее в свет.

Приходите на мою свадьбу, там будет вся наша семья.

– Непременно приду.

– Что ж, не буду далее задерживать вас, мне нужно готовиться к свадьбе. До встречи,

Егор Ильич.

– До свидания, Михаил. Был очень рад увидеть вас.

Молодой человек вышел, а статский советник, искренне обрадованный будущей встречей со старинным другом, снова занялся своей работой.

Михаил шел по Невскому проспекту. Его настроение было замечательным, как и погода в Петербурге в этот день. Он только начинался, а князь уже успел многое сделать: и условиться о венчании, и заказать свадебное платье, весьма осчастливив невесту, и получить работу под началом замечательного человека, лучшего друга его отца. Кроме того, сегодня Михаил ожидал приезда своих родных, которые, по его предположениям, уже должны были получить письмо.

Молодой человек, увлеченный мыслями, и не заметил, как подошел к своему дому. Увидев у крыльца два дормеза, он поспешил к ним. Но там уже никого не было, только слуги торопливо переносили вещи в дом. Кучер другого дормеза оставался на своем месте – Михаил узнал мурановский экипаж. Князь резво взбежал по лестнице и зашел в дом.

– Мишенька, душа моя! – Евдокия, только завидев брата, поспешила обнять его.

– Рад приветствовать княгиню Муранову, – своим обычным шутливым тоном ответил молодой человек.

И тут же к нему с двух сторон подошли Варвара Александровна и Прасковья, обнимая, целуя и засыпая вопросами своего любимого Мишеля.

По глазам родителей Михаил понял, что они уже почти не сердятся. Однако выслушать назидательные речи маменьки ему пришлось. Но были и добрые вести: Озеровы на пути в Петербург побывали с визитом у Гориных, принесли свои извинения, уверили генерала и его супругу, что их дочь вверена покровительству баронессы и почти убедили их в том, что брак между их детьми – наилучший исход в сложившемся положении. Горины намеревались прибыть в Петербург в ближайшие дни, что стало неожиданностью для жениха и невесты. Николай Петрович, отойдя с сыном в сторону, одобрительно похлопал его по плечу, сказав: «А ты уже совсем взрослый. Подумать только, сам справляешься с управлением хозяйством».

– Не преувеличивайте, papa: порядок и уют в доме – целиком и полностью заслуга ma tante и моей невесты, – ответил Михаил.

В комнату вошли Денис, который сразу устремился приветствовать кузин, Елена Юрьевна и Аглая.

– Благодарю тебя за помощь Мише, Елена, – пожимала руку кузине Варвара Александровна.

Когда все, наконец, обменялись приветствиями, Мурановы, как было условлено заранее, немного отдохнув и пообедав вместе со всеми, поехали в особняк Павла, обещав быть завтра к обеду, чтобы присутствовать на благословении на брак Михаила и Аглаи.

II

Карета с княжескими гербами Мурановых катилась по петербургской мостовой. Павел просил кучера провезти их через Невский, Адмиралтейство и Аничков – он хотел показать жене красивейшие места столицы

– Это Михайловский замок, – сказал князь Евдокии, которая глядела в другое окно.

– Тот самый! – воскликнула она, оборачиваясь.

Павел подвинулся, чтобы жена могла выглянуть в окно, выходившее на его сторону.

– Право, на нем есть отпечаток чего-то зловещего. Помнишь, у Пушкина:

Когда на мрачную Неву

Звезда полуночи сверкает

И беззаботную главу

Спокойный сон отягощает

Глядит задумчивый певец

На грозно спящий средь тумана

Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец 2– вспомнила Евдокия.

– Да, «Вольность», крамольное сочинение великого поэта, что ты переписывала в свой альбом со слов Рунского.

Павел недавно узнал историю декабриста от супруги – Евдокия не смогла скрыть ее.

– Как хорошо, что мы заговорили об альбоме, – сказал князь. – Нужно заказать тебе новый.

– Зачем? Мой ведь не заполнен и наполовину, – удивилась Додо.

– Понимаешь, нельзя держать такие стихи у всех на виду. Это может повлечь за собой большие неприятности.

– Да, если кто-то случайно увидит их. Но я же не буду никому показывать свой альбом.

– Как же? Мы станем часто бывать в свете, у нас будут собираться гости. Наверняка многие пииты будут просить у тебя альбом, чтобы вписать какой-нибудь мадригал, – улыбнулся Павел, которому деревенская невинность жены показалась уж чрезмерной.

Глаза Евдокии расширились от возмущения:

– Неужели ты мог подумать, что я позволю другим мужчинам посвящать мне стихи?

Она произнесла это так убежденно, в таком искреннем негодовании, что Павел взял ее за плечи и заглянул в глаза:

– Додо, дорогая, я ценю твою преданность, но…

– Не говори «но», – с мольбою в голосе прервала его Евдокия.

– Нет, ты должна выслушать, – твердым голосом перебил Павел. – Существует общество, существует свет. И наш с тобою долг – появляться там. И, как бы тебе этого не хотелось, мы должны…

–Ты помнишь наш разговор в библиотеке отца? – громким и твердым, совсем не свойственным ей голосом спросила Евдокия и пристально посмотрела мужу в глаза.

– Помню, конечно же, помню… – не совсем уверенно ответил Павел.

Тогда, прошлым летом, убежденная речь девушки, чьей руки он искал, несомненно, оказала на князя некоторое влияние. Но возвращение в Петербург, наполненный развлечениями и удовольствиями, к которым он так стремился, ослабило его в Павле и дало понять, что он, по-прежнему, – пленник большого света. Если первые слова Евдокии умилили его, то последующие едва ли не раздражали. Ее смешные уездные нравы, грозящие нарушить его планы о еще более блистательном светском положении, возможном благодаря присутствию молодой и привлекательной жены, уже не казались ему столь пленительными.

– Знаю, общество тебе неприятно, ты выросла в сельском уединении, но, я уверен, скоро ты найдешь друзей, сможешь познакомиться с сочинителями, которых в таком упоении читаешь, – убеждал он ее, как ребенка.

– Как же я раньше не задумывалась об этом, – повеселела Евдокия и отодвинула штору. – Взгляни, мы стоим и никуда не едем. Может быть, что-то с каретой?

– Все в порядке, – ответил Павел, – просто мы и не заметили, как приехали домой.

Супруги выбрались из экипажа, остановившегося на набережной Фонтанки, и их взгляду предстал великолепный дом, родовой особняк Мурановых. Демьян, крепостной кучер, обратился к барину: