Венита Хелтон - Гвардеец Бонапарта

Лаура подняла программку и закрыла ею лицо, надеясь, что ее спутник не сумеет прочитать ее мысли и не почувствует возбуждения, охватившего ее тело.

– Какой замечательный мастер Бах – настоящий гений! – прошептал мужчина после того, как стихли звуки музыки. Его рука лежала на подлокотнике кресла, почти касаясь Лауры. Девушка внезапно поняла, что не может говорить и только прошептала в ответ:

– Я за всю свою жизнь не слышала ничего прекраснее.

Затем она принялась изучать программу.

– А вы когда-нибудь слышали пение мадам Генри?

– Что? Кого? – Лаура растеряно мотнула головой так, что закачались перья, украшавшие ее прическу.

В то же время она обнаружила, что держит программку вверх ногами. Улыбаясь, ее спутник перевернул программку концерта и указал ей на имя певицы.

– Вот, мадам Генри – одно из прекраснейших сопрано Парижа.

Дрожа от прикосновения мужского пальца, прижавшего бумагу к ее колену, Лаура едва смогла прочитать имя солистки и название арии.

Мадам должна была исполнять «Танец блаженных духов» из оперы Глюка «Орфей и Эвридика».

Лауре показалось, что если Доминик не уберет свою руку, ее нога точно растает.

– Ну вот и она, – мужчина, наконец, положил свою руку на кресло, однако, легче Лауре не стало, колено горело, будто его опалило огнем.

– Это вон та большая леди, которая вышла на сцену.

– Но она единственная леди на сцене!

– Совершенно верно.

Со сцены в зрительный зал полились серебряные звуки флейты, и мадам Генри запела несказанно прекрасную, удивительную песню.

Доминик прошептал:

– Души танцуют на небесах.

Взволнованность Лауры не ускользнула от него. Девушка даже не замечала, слушая прекрасную музыку, что ее руки непроизвольно собрали программку в некое подобие гармошки. Доминик улыбнулся. «Знает ли эта девушка, какой желанной и возбуждающе прекрасной становится она, когда волнуется?» Сейчас, в этой темной закрытой от посторонних глаз ложе будет очень просто обнять ее и поцелуями окончательно уничтожить ее беспокойство. Рука мужчины покинула подлокотник и скользнула на спинку кресла девушки.

– Мадемуазель Шартье, месье Юкс, разрешите мне предложить вам бокал вина, – внезапно раздался голос Севилля, вошедшего в ложу и склонившегося в почтительном поклоне.

С какой-то изумительной тигриной грацией Доминик вскочил со своего кресла, и в следующее мгновение один из бокалов опрокинулся с подноса на пол. Тогда Юкс взял оставшийся бокал, поставив его на маленький столик у кресла и сурово сказал:

– Этого будет достаточно.

– П-п-позвольте предложить вам еще один бокал.

– Я сказал, хватит!

Севилль выскочил из ложи, словно испуганный кролик, плотно задернув за собой тяжелые портьеры, и сквозь музыку до Лауры донеслись только его торопливо удаляющиеся шаги.

– Почему вы с ним так грубо обращаетесь? – спросила девушка, чувствуя, как ее волнение уступает место гневу.

Доминик кашлянул, затем выпрямился на своем кресле.

– Севилль не такой безобидный идиот, каким хочет казаться.

– О?! В таком случае, он наверняка дурачит меня.

– Пожалуй, он хотел бы одурачить очень многих.

– В каком смысле?

Наклонившись вперед, Доминик плеснул вина в оставшийся бокал и подал его Лауре.

– В том смысле, что он продает англичанам секреты. Он – британский шпион.

Девушка чуть не выронила свой бокал.

– Почему вы так уверены в этом?

– Я застал его за этим занятием, – ответил Доминик низким и грозным голосом.

– Но вы же говорили, что не были тут долгое время! Откуда вы так много знаете?

– Я знаю, что он работает на губернатора Клейборна и других чиновников приезжающих сюда. Он посылает через испанских рыбаков сведения британскому адмиралу Кохрейну. Из-за таких, как он, у властей Луизианы не осталось никаких тайн, впрочем, как и у ее армии.

– Ну, тогда, почему же вы еще не схватили его? – поставив так и не попробовав вино на столик, спросила Лаура. – Не значит ли это, что из-за своего молчания, вы, месье, так же виноваты, как и он?

– Как я уже утверждал раньше, я виноват в очень многих преступлениях. – Его замечание неприятно поразило девушку.

– Но ведь вы, в таком случае, предатель?!

– А кого я предаю, мадемуазель? Францию? Императора? – Доминик взял бокал Лауры и сделал большой глоток. – Нет. Точно так же я не предаю и эту страну, которая меня усыновила.

– Тем более, в таком случае вы должны ее защитить!

– Когда наступит время, я так и сделаю, даю вам в этом слово джентльмена.

Лаура наклонилась вперед и посмотрела ему прямо в глаза.

– Первый раз слышу о том, что вы джентльмен, месье Юкс. У меня, откровенно говоря, на этот счет сложилось уже свое мнение.

– Готов спорить, что оно совсем не такое, как мне бы хотелось, – тихонько засмеялся Доминик.

Лаура выдержала его взгляд, несмотря на то, что щеки у нее горели от смущения.

– Джентльмен не бросает даму в бассейн, он не преследует ее по всему городу и не поджидает ее на пустынных дорогах, чтобы заскочить в повозку, в которую его никто не приглашал и джентльмен никогда не портит вещи, которые дороги дамам, например… например ее письма!

Доминик изумленно отшатнулся и нахмурил брови. Он снова сделал глоток вина.

– Письмо? Что я такого сделал с ним?

– Вы уничтожили письмо моей матери, – ответила Лаура, – когда бросили меня в фонтан. А это была моя единственная память о ней. Я прятала его в моем платье. – Девушка смяла программку.

– Боже мой, Лаура! Я даже не знал! Я ни за что не совершил бы подобное, если бы твое платье не загорелось!

– Да мое платье ни за что бы и не загорелось, если бы вы не… – на глазах Лауры появились сердитые слезы.

Глядя в ее полыхающие зрачки с расстояния всего в шесть дюймов, слыша изумительное пение мадам Генри, Доминик внезапно потерял ощущение реальности, словно он только что был в театральной ложе, и вот уже вместе с другими кружащимися духами он несется в танце по райским полям, рука об руку с Лаурой. Она просто невозможно прекрасна! Яркая комета, упавшая на землю с небес. И как грациозен ее танец! Как будто бы ожил тот миниатюрный портрет, который хранился у него.

– Доминик, Доминик! С вами все в порядке?

Он кивнул головой, ощущая в ушах странный гул, и расслабленно откинулся на спинку кресла, уронив на ковер свой бокал. Последним усилием воли, он потер лоб и ему удалось рассмотреть обеспокоенное лицо Лауры.

– Доминик, позвать распорядителя?

– Нет, – он с усилием встал, но в то же мгновение покачнулся, едва не перевалившись через барьер ложи. Лаура успела схватить его за руку и насильно потянула назад.

– Ты должен посидеть, пока не пройдет слабость.

– Нет, тут душно, мне нужен воздух, – придерживаясь за девушку, Доминик вышел в фойе. Свет люстр мгновенно ослепил его, разбиваясь в мозгу на мириады ярчайших брызг. Он застонал и сжал зубы.