Элина Лисовская - Берегини

– Люб…

Халльдор заулыбался, что-то весело сказал Ивару. Но тут девушка заговорила снова:

– Только по обычаю младшая сестра не может прежде старшей замуж идти. Так что, пока Весна мужней не станет, я, батюшка названный, за сына Ванланда не пойду.

Ивар слегка растерялся. Халльдор, которому передали слова невесты, перестал улыбаться и огорченно вздохнул. Но все равно полез за пазуху, вытащил нитку бирюзовых бус и протянул Зорянке. А потом сказал ей несколько слов и попросил Ивара перевести.

– Давным-давно жила девушка по имени Сванвид – Белая Лебедь, о красоте которой ходят легенды, – проговорил Ивар. – Халльдор хочет назвать тебя в память об этой девушке, потому что ты так же красива. И еще потому, что твое словенское имя ему трудно выговорить.

Еще никто не называл Зорянку красивой и не дарил ей цветастых бус. Она была на три лета моложе сестры, проводившей свою семнадцатую зиму, и парни, приходившие звать на посиделки Весну, в ее сторону не смотрели. Потому-то теперь от нахлынувшей радости она не нашла, что ответить, только прижала подарок к груди, словно испугавшись, что отберут.

– Вот что, – поразмыслив, решил Ивар. – Плохо, когда невеста и жених не понимают друг друга. Халльдор будет приходить по вечерам, чтобы научить тебя и твоих подруг языку северян. А ты, Сванвид, и ты, Фрейдис, будете учить Халльдора говорить по-словенски. И польза всем и забава.

– Что ты задумала, глупая? – напустилась на сестренку Весна, едва мужчины ушли. – От счастья отказываться! А если силой возьмет или другую найдет, посговорчивее?

– Она не глупа, а хитра не по годам, – вступилась за Зорянку Долгождана. – И если выйдет по её, ты останешься с нами на острове.

Обида похожа на болезнь тем, что редко проходит в одночасье. Но Ормульв хёвдинг уже спустя самое малое время мог спокойно вспоминать о словенской ведунье и говорить о ней с конунгом и его побратимом. Как-то он сказал Эйвинду:

– Я слышал, у Барди приболела жена, но он не захотел отвести ее к Йорунн.

– Почему? – спросил конунг. – Барди сам решил сделаться знахарем и лечить женские хвори?

– Люди не доверяют чужеземной ведунье. Боятся, что она наведет порчу, исподволь станет колдовать, чтобы причинить зло. В ее ларце видели ядовитые зелья, потому никто не решится выпить приготовленный ею отвар. А после нашего с Асбьерном спора начали поговаривать, будто ведунья может убить одним лишь прикосновением. Сам подумай, захочет ли кто-нибудь ее помощи? Доверит ли ей свою жизнь или жизни родных?

– Если бы зло отравило душу Йорунн, Хравн увидел бы это, – ответил Эйвинд.

– Хравн – древний старик, он уже не различает, кто хороший человек, а кто нет, – возразил хёвдинг. – Но я беспокоюсь не о нем, а о девчонке. Молва крепнет и очень скоро может обернуться бедой. Страх заставит забыть даже то, что она под твоей защитой.

Конунг задумался. А потом сказал Ормульву:

– Спасибо, что предупредил. Я знаю, что нужно делать.

После того как Долгождана получила новое имя, медноволосая Лив перестала поглядывать на нее свысока. Помогать не помогала, но и не цеплялась больше, видя, что с тяжелой работой девушка справляется лучше других. А от внимательных глаз Долгожданы не укрылось то, что Лив, едва завидев Асбьерна, делает все, чтобы он поглядел на нее. Но ярл словно забыл о ее существовании. Казалось, встань она на его пути – и то не заметит, мимо пройдет.

– Скажи, Фрейдис, – спросила однажды Лив, подсев к Долгождане, чистившей рыбу, – для чего Асбьерн оставил тебя здесь? Хочет отдать одному из своих людей или, может, для себя сберегает?

– Это вряд ли, – ответила Долгождана. – Он со мной разговаривал, но ни к чему не принуждал.

– Ему и принуждать не надо, – усмехнулась Лив. – Сама по доброй воле к нему побежишь.

– С чего это вдруг?

– С того, что ярл и его люди – чужеземцы. Унн говорила, будто род Асбьерна от самих альвов идет. А-а, ты же не знаешь… У них на родине в лесах живут альвы – колдуны и колдуньи. Им под силу взглядом зачаровать человека, лишить его воли. Ярл так красив и удачлив потому, что в его жилах течет альвийская кровь. Вот только ему надолго никто не нужен: возьмет свое и забудет, едва наскучишь.

– Ты-то у него уже не первый год, – заметила Долгождана.

– Это потому, что я знаю, как сделать, чтобы мужская любовь не остыла. – Лив подмигнула ей, а потом вздохнула: – Только теперь он, бессердечный, на меня и не смотрит. О другой думает. Уж не знаю, кого ярл пустил в свои мысли – тебя или ведунью, подругу твою, но одно скажу: остерегайтесь его. Сердце потом навеки разбито будет.

Медноволосая красавица шмыгнула носом, поднялась и торопливо пошла прочь. А Долгождана еще долго сидела, бессильно опустив руки и тщетно пытаясь вспомнить, как следует чистить рыбу – с головы? с хвоста? Едва не порезалась.

Ближе к вечеру конунг велел всем собраться в дружинной избе на хустинг – домашний сход. Туда приходили мужчины и женщины, свободные и рабы – все, кто жил в Стейнхейме.

– Что за надобность в тинге? – спросил Эйвинда старый Хравн. Он пришел одним из первых и занял место рядом с конунгом.

– О ведунье нехорошие слухи идут, отец, – объяснил Эйвинд. – Люди ее боятся. Хочу, чтобы она при всех клятву богам принесла, что не причинит никому вреда.

– Не может вред причинить та, чье сердце полно любви и сострадания, – проворчал старик, кутаясь в волчий мех. – Но ты прав: сорную траву слухов надо вырывать с корнем. Сказал один – могут сказать и другие.

Люди входили, здоровались с вождем, сидевшем на почетном месте, и рассаживались по старшинству. Пришли Асбьерн ярл и хёвдинги. Вот появились женщины, и с ними ведунья. Девушка села рядом с подругами, с любопытством оглядывая закопченную крышу, резные столбы, несущие на себе ее тяжесть, стены, на которых висели боевые щиты и оружие. Здесь жили воины, не имевшие семей – у конунга и ярла были отдельные покои, прочие же спали в общем зале на лавках вдоль стен. Так рассказывала Смэйни.

Вот люди затихли в ожидании слова конунга. Но вместо Эйвинда заговорил Хравн:

– Дни мои на острове Хьяр уже не идут – летят, что сухие листья по ветру, и едва ли их осталось много. Боги в этот раз не послали мне преемника, но привели на остров юную деву, умеющую исцелять. Все знают, как опасно предательство, но сила ведуна, обращенная во зло, стократ опаснее. И потому я хочу спросить словенскую ведунью: согласна ли ты, Йорунн, поклясться перед богами и людьми, что не причинишь вреда своим даром?

Все взгляды устремились на Любомиру, и девушка медленно поднялась:

– Не для вреда, а на благо дает мне Мать силу свою, – тихо сказала она, но услышал ее каждый. – Я готова принести клятву.

Она сняла поясок, расплела косу и шагнула к очагу. Попросила Великую Мать вразумить, подсказать нужные слова. Обвела взглядом собравшихся людей, затем поклонилась Хравну и конунгу и заговорила: