Виктория Холт - Три короны

Она боялась этой боли; поначалу та едва давала знать о себе – пустяк, всего лишь легкое покалывание под кожей; она даже забыла о ней на месяц-другой, а потом вдруг ощутила вновь. И вот уже не проходило дня, чтобы она не хваталась за грудь, со страхом спрашивая себя – что же будет дальше?

В молодости каждый человек подспудно верит, что будет жить вечно. Со временем смерть уже не кажется таким бесконечно далеким событием, как прежде. Но только боль – то и дело возвращающаяся, чтобы с новой силой терзать свою жертву – способна возродить забытую веру в бессмертие. Так герцогиня Йоркская стала склоняться к католицизму.

Порой она незаметно выскальзывала из дворца и навещала отца Ханта – францисканца, беседовавшего с ней о Боге и Святом Провидении.

Это было небезопасно: Англия крепко держалась за протестантскую религию. Еще свежа была память о кострах на Смитфилде; многие старики помнили, как их отцы и деды рассказывали о Великой Армаде – в те дни англичане боялись, что на испанских кораблях находились не только пушки, но и все приспособления, применявшиеся в застенках Инквизиции. «Отныне ни один инквизитор не ступит на наш берег», – говорили англичане. «У нас есть своя вера, – непременно добавляли они. – Почему Папа не хочет оставить нас в покое?» Главой английской церкви был английский монарх, и англичане не испытывали ни малейшего желания попадать в зависимость от Рима.

Учитывая эти обстоятельства, дело грозило обернуться бедой: жена человека, который в свое время мог стать королем Англии, просто не имела права быть католичкой. Но что же было делать ей, после стольких мучений узревшей свет истины? Только одно – исповедовать свою религию в тайне от всех. Другого выхода ей не оставалось.

Так в ее жизни появились проблемы, о существовании которых она раньше и не подозревала. Впрочем, она была даже благодарна им, поскольку они отвлекали ее мысли от постоянной, ноющей боли в груди.

Она хотела поговорить о своих религиозных чувствах с Яковом – ей казалось, что он разделил бы ее взгляды. Однако вопрос был слишком серьезен, и она не решалась довериться ему.

Вошла служанка – значит, пора укладываться на ночь. Анна снисходительно позволила раздеть себя и облачить в ночную сорочку. Затем отпустила служанку и стала думать о завтрашней встрече с отцом Хантом; ей хотелось занять мысли, увести их от боли в левой груди.

Наконец она заснула, и ей приснилось, что к ней в комнату пришла какая-то женщина и села на край постели. В руке у женщины была чашка шоколада.

Анна приподнялась на локте и воскликнула:

– Я знаю тебя! Ты – Маргарита Денхем… ты восстала из могилы.

Однако та уже исчезла, и какое-то время Анна не могла понять, произошло ли это во сне или комнату в самом деле посетило привидение – слишком уж явственными и узнаваемыми были черты и фигура той женщины.

У нее саднило подбородок. Дотронувшись до него, Анна почувствовала, что тот был горячим и влажным.

Она позвала на помощь. Вскоре прибежали служанки со свечами – и оторопели, увидев кровь на ее лице.

– Ваша Светлость, что случилось? – воскликнула одна из них.

– Сюда приходила Маргарита Денхем, – ответил Анна.

– Она… сделала вам что-то нехорошее? Да, Ваша Светлость?

Анна посмотрела на окровавленную простыню и поморщилась.

В эту минуту в спальню вошел герцог, почивавший в соседней комнате и разбуженный беготней в коридоре. Увидев кровь на лице герцогини, он испустил крик отчаяния. Затем бросился к ней, упал на колени, схватил ее руку и спросил, что произошло в его отсутствие.

– Сюда приходила Маргарита Денхем. Вот и результат. Попросив принести еще несколько свечей, герцог увидел, что кровь текла изо рта герцогини. Осмотр ротовой полости показал, что у нее был прикушен язык. Находившиеся в комнате вздохнули с облегчением.

– Вы просто испугались, Ваша Светлость, – заключила одна служанка.

– Ее Светлости приснился дурной сон, – добавил герцог. – Разбудите лекаря и пришлите его сюда.

Когда лекарь пришел, он окончательно убедил герцога в том, что ничего особенного не произошло – герцогиня всего лишь прикусила язык, и кровотечение скоро остановится.

Герцогиню умыли, простыни заменили. Она снова легла, а герцог сел на край постели.

– Готов держать пари, – сказал Яков, – ты все время думаешь о Маргарите. Отсюда и ночные кошмары.

– Сдается, о ней помнят многие – не только я.

– Ерунда. Через несколько месяцев о ней забудут, словно ее никогда и не было.

– Яков, скажи, что это больше никогда не повторится.

– Ну, дорогая, откуда мне было знать, что она умрет при таких страшных обстоятельствах?

– Обстоятельства ее смерти не имели бы ровным счетом никакого значения, если бы ты был верным супругом.

Яков вздохнул.

– Анна, эту тему мы уже не раз обсуждали. Давай не будем возвращаться к ней.

– Я… явственно видела ее перед собой, вот в этой комнате. Мне казалось, что она пришла за мной.

– Дорогая, тебе просто нездоровится, вот и все. Думаю, ты слишком устала в последнее время.

– Не беспокойся, со мной все в порядке. Она непроизвольно коснулась левой груди. Он наклонился и нежно поцеловал ее.

– Ах, Анна, – сказал он, – если бы мы были какими-нибудь скромными купцами, все обернулось бы по-другому.

– Нет, Яков. Ты бы не смог изменить свой характер. В тебе есть какая-то необузданность… потребность в женщинах, довлеющая над всеми остальными желаниями. Этот недостаток ты унаследовал от своего деда, у которого, судя по слухам, любовниц было больше, чем у любого другого французского короля. То же самое, боюсь, можно сказать и о тебе.

– И все-таки мое сердце принадлежит тебе, а не им.

– Ты говоришь, как все Стюарты, – улыбнулась она. – Клянусь, вот в эту самую минуту Карл произносит такие же слова, обращаясь к одной из своих пассий.

– В отличие от него, я говорю то, что думаю.

– Стюарты всегда говорят то, что думают – в тот момент, когда говорят. – Она взяла его руку. – Хорошо, что ты пришел, Яков. Я хочу кое-что обсудить с тобой.

Он еще раз поцеловал ее, и она почувствовала, что в нем готова вспыхнуть вся его былая страсть. Разумеется, не к располневшей и больной Анне Хайд, матери его детей, двое из которых могли со дня на день уйти из жизни, – нет, не к этой Анне, а к той юной девушке, что встретила его в Бреде и в первый же день не устояла перед ним. Тогда их обоих охватило пламя испепеляющей страсти.

Вот так бы следовало пройти всем долгим годам их супружества: Яков забыл о своих любовницах; Анна уже не вспоминала об изнуряющей боли в груди, о предстоящем визите к священнику. Лишь изредка ее посещала смутная мысль о том, что она хотела поделиться с супругом своими новыми религиозными взглядами, как поделилась с ним всей своей жизнью.