Патриция Хэган - Золотые розы

1871 год

На потертом кожаном сиденье, зачарованно глядя в окно вагона, снаружи слегка покрытое копотью, сидела в одиночестве белокурая молоденькая женщина. Погруженная в размышления, она не замечала ни восхищенных взглядов, обращенных на нее пассажирами-мужчинами, ни завистливых взглядов, которые украдкой бросали на нее пассажирки.

Эмбер Форест относилась к своей внешности довольно равнодушно, считая себя не более и не менее привлекательной, чем любая другая девушка девятнадцати лет. Вид собственного отражения в зеркале не заставлял ее ни хмуриться от досады, ни улыбаться от удовольствия. Пожалуй, она считала себя излишне миниатюрной и хрупкой и порой сожалела, что не сложена крепче и не подросла еще на пару дюймов. Изящество казалось ей скорее помехой, чем достоинством.

Напротив нее расположился молодой человек преуспевающего вида, элегантно одетый. Эмбер на него обращала не больше внимания, чем на остальных попутчиков, однако он открыто любовался ею, думая о том, что никогда не встречал такой красивой женщины. Время от времени он делал бессознательное движение пальцами, как бы мысленно погружая их в ее роскошные, отливающие серебром, волосы. Прежде ему не приходилось видеть волос такого необычного оттенка.

Эмбер лишь один раз задержала на нем взгляд и улыбнулась из чистой вежливости, он же едва удержался от восхищенного возгласа, когда ее необыкновенной красоты синие глаза заискрились из-под длинных ресниц.

Просто удивительно, думал молодой человек, до чего длинные бывают ресницы… и до чего шелковистые на вид! А кожа! Настоящая слоновая кость. Наверное, если коснуться этих округлых щек и проследить пальцами их изящный изгиб, ощущение будет такое, словно трогаешь атлас. Губы у нее тоже на диво – полные, но не надутые, как у томных светских красавиц…

На девушке был дорожный костюм, подогнанный по фигуре, так что можно было заметить достаточно развитую грудь. И это при кажущейся хрупкости! Вероятно, она красивой формы, решил молодой человек и снова шевельнул пальцами, сопроводив невольное движение бесшумным вздохом. Да, без всякого сомнения, он встретил самое восхитительное создание в своей жизни! А раз так, почему бы не перейти от созерцания к действию. Почему бы, раз представился такой счастливый случай, не познакомиться с путешествующей богиней.

Прикрыв рот ладонью, незнакомец деликатно прокашлялся.

– Это ваш первый визит в Мехико, мисс? – спросил он, надеясь, что выбрал достаточно любезный и одновременно уверенный тон.

– Простите, что? – вырвалось у Эмбер, мысли которой витали далеко.

Она обратила на молодого человека удивленный взгляд. Бабушка не раз говорила, что не пристало молодой леди заговаривать со случайными попутчиками, а тем более поддерживать разговор…

– Я спросил, первый ли это ваш визит в Мехико? – Он постарался улыбнуться открыто и обаятельно.

Она почувствовала его нетерпеливое желание познакомиться ближе. Это Эмбер не понравилось, и, ограничившись кивком, она вернулась к созерцанию окрестностей за окном.

Молодой человек слегка растерялся, однако, не собираясь сдаваться, задал вопрос более конкретный:

– Позвольте узнать, куда вы едете? В гости к родственникам?

Эмбер тихонько вздохнула. Не хотелось показаться невежливой – тем более что до сих пор ей не приходилось так себя вести, – да и что плохого в невинном разговоре с приятным молодым человеком? Возможно, он тоже чувствовал себя одиноко среди незнакомых людей. Эмбер же была слишком взволнована, чтобы поддаваться унынию: ведь она ехала повидаться с отцом после долгих лет разлуки. Так или иначе, она решила поддержать беседу.

– Я сойду на станции Суэвло.

– Суэвло! – вскричал молодой человек, заставив ее даже слегка отшатнуться от неожиданности. Заметив ее реакцию, он засмеялся, сделав какой-то неопределенный успокаивающий жест. – Не пугайтесь, вы просто меня удивили. Ведь Суэвло – распоследнее захолустье, край света. И находится эта дыра на едва обжитых землях. А я-то надеялся, что мы оба едем до конечной, до самого Мехико!

– Нет-нет, – Эмбер поспешно покачала головой. – И потом, меня встретят… встретит отец и… и моя новая семья. Они живут на большом ранчо, разводят там быков и поставляют их в Мехико, для корриды.

– В таком случае, возможно, вы все-таки окажетесь в Мехико-Сити.

Поскольку в голосе собеседника вновь прозвучало исчезнувшее было нетерпение, которое так встревожило Эмбер еще минуту назад, она поспешила спрятаться в свою раковину. Молодой человек ничего не заметил. Он написал на клочке бумаги свое имя и адрес отеля, в котором собирался остановиться.

– Вот, возьмите. Когда будете в Мехико-Сити, непременно разыщите меня. Для меня будет большой честью поужинать с вами.

– Благодарю вас, – сказала Эмбер довольно сухо. Она взяла записку все из той же вежливости, зная, что выбросит ее сразу же, как только простится с попутчиком. Впрочем, собственная холодность смутила ее, и она поспешила добавить: – Прошу меня извинить, я устала и хочу подремать.

С этими словами она повернулась к собеседнику спиной и поудобнее устроилась на сиденье. Долгое время ей слышалось несколько учащенное дыхание, и она надеялась, что не обидела молодого человека, так резко оборвав разговор. Эмбер чувствовала, что он продолжает смотреть на нее.

Постепенно, однако, ей удалось мыслями вернуться в свое прошлое.

Мать Эмбер умерла, когда девочке было двенадцать лет. Отец оставил ее на попечении бабушки по материнской линии, а сам перебрался в Мексику. Писал он так редко, что бабушка не раз заводила разговор о том, что он не вернется – намек на то, что Эмбер брошена, и притом окончательно. Потом они получили письмо с уведомлением о его женитьбе на богатой вдове по имени Аллегра Алезпарито.

Эмбер сопротивлялась попыткам бабушки убедить ее в том, что отец отказался от нее навсегда. Разве он не писал, что позже, когда она окончит школу, он пришлет ей деньги на переезд в Мексику, чтобы они могли наконец воссоединиться?

Редкие письма были длинными. Страница за страницей посвящались в них описанию радостей той жизни, которая ожидала Эмбер на ранчо. Девочка читала и перечитывала их, пока бумага не начинала просвечивать на сгибах.

Но годы шли, и она стала получать лишь открытки к Рождеству и дню рождения, в которых неизменно было несколько сухих строчек. А между тем ее жизнь с бабушкой никак нельзя было назвать счастливой. Старушка предпочитала полное уединение и требовала того же от своей подопечной. Той не разрешалось иметь даже подруг, не говоря уже о кавалерах. Если какой-нибудь молодой человек отваживался явиться с визитом, что тут начиналось! Бабушка не только прогоняла его, но и преследовала, вооружившись метлой. Единственным, что позволялось Эмбер, были воскресные выходы в церковь, на проповедь, да и то было строжайше запрещено оставаться после нее для светской беседы. Порой удавалось выйти за покупками, но это время было расписано по минутам. Бабушка и слышать не хотела о танцевальных вечерах, пикниках и другом фривольном времяпрепровождении.