Тереза Ромейн - Леди-плутовка

Для Изабел их лица были куда привлекательнее, чем грациозная нагота: резко обрисованные черты, взгляды отведены друг от друга. У той, чье лицо было видно лучше всего, уголки губ слегка опущены. Несмотря на затейливый танец, эти прелестные женщины из прошлых веков были одиноки и несчастны.

А может, она читает на их лицах собственные чувства? Эти женщины на картинах, которые хранил Эндрю, напоминали всех остальных – гологрудые, без волос на интимных местах, поразительно выписанными фигурами, бледной, как мрамор, кожей. Они были почти реальными и все же решительно неземными.

– Не могу представить, кто способен заинтересоваться подобными вещами, – заметил Дженкс. – Но что я знаю? Я скромный офицер полиции.

– То, как вы это сказали, вовсе не прозвучало слишком уж скромно.

Дженкс пожал плечами. Изабел поставила картину на пол и повернула изображением к стене.

– Видите ли, это этюд к гораздо большей картине. Итальянцы называют ее «La Primavera» – «Весна».

– Эти три женщины тоже символизируют весну?

– Нет, это младшие богини. Три грации. Вывезти огромную законченную картину из Италии было невозможно, но Морроу твердо решил купить этот этюд. Считал, что сначала был написан он, а уж потом «Весна».

Она снова натянула ткань на картины.

– Но почему художник пишет одно и то же несколько раз? Помимо финансовой выгоды, конечно.

Прежде чем повернуться к Дженксу, Изабел откашлялась:

– Думаю, что это фрагмент, который больше всего может заинтересовать джентльменов.

– Боже, спаси меня от джентльменов, – пробормотал Дженкс. – Ну хорошо. Значит, эта картина у вас, а другая – у герцога Ардмора.

Изабел кивнула.

– И я хочу поменять их местами. Понимаю, что Анджелес, возможно, и не распознает подделки, но если распознает…

– Возможность, которую надежно устранит ваш умный план, – закончил Дженкс. – Если герцог отдаст Анджелесу подлинник, нежелательных вопросов не возникнет.

– Я тоже так думаю.

Неужели фонарь мигает? Изабел надеялась, что нет. Хотя у них был запасной фонарь плюс бумажные жгуты и свечи, тошнотворные воспоминания о тех минутах, когда она была заперта в темноте, заставили ее вздрогнуть.

– Видите, с чем нам приходится работать! Но, может, вернемся в ту часть дома, в которой не так жарко и которая не скрыта за фальшивой стеной?

– Через минуту.

Комната была невелика, и когда он шагнул к ней, оказался слишком близко.

– Я сказал, что помогу вам, и сдержу слово, но должен предупредить, что не проигнорирую все те свидетельства, которые удастся найти.

Ясный взгляд его карих глаз и плотно сжатые губы выражали решимость.

Изабел непонимающе уставилась на него.

– Свидетельства чего?

– Улики, касающиеся смерти вашего мужа.

– Они еще могут отыскаться?

– Не знаю, но если найдутся, я… намерен обратить на них самое пристальное внимание и даже специально их поискать.

Они молча смотрели друг другу в глаза. Наконец, Изабел отвела взгляд и оглядела потайную комнату. Здесь находится что-то вроде доказательства, а она наткнулась на него только через полгода после смерти Эндрю.

– Что же, это справедливо. Даю вам свое благословение, офицер Дженкс.

– Есть вероятность, что мы обнаружили нежелательные улики об обстоятельствах смерти вашего мужа.

– Что может быть нежелательнее, чем сама смерть?

Дженкс вскинул брови, а Изабел вздохнула.

– Нет, я не ожидаю ответа, хотя, должно быть, у вас на кончике языка вертится не менее двадцати.

– О, не более полудюжины.

Изабел присела, чтобы поднять фонарь, который поставила у двери, и, еще не успев взять его в руки, успокоилась. Ручка была теплой, неяркое пламя мигало в темно-синем свете раннего вечера.

– Дело было закрыто, – выговорила она медленно. – Этого не следовало делать?

– А вы как думаете?

Изабел проглотила отрицательный ответ и попыталась получше подобрать слова. Дженкса в отличие от остальных знакомых ничуть не тревожило ее молчание. Он просто ждал, когда она заговорит, наблюдая за ней с бесконечным терпением.

Нет, она не знала, стоило закрывать дело или нет. Будь Мартиндейл менее решительно настроен защитить свою сестру любой ценой, вероятно, судья вынес бы заключение, что Эндрю покончил с собой. И тогда ее мужа похоронили бы в неосвященной земле, все его доходы заморозили бы на год, а для Изабел это означало позор и бедность, пусть и временную.

Вместо этого вердикт тактично провозгласил смерть по неосторожности. Должно быть, Морроу чистил свой пистолет, бедняга, и заглянул в ствол проверить, не осталось ли нагара.

Закон был соблюден. Но нет, если быть честной, правосудие не свершилось, хотя и не ради Эндрю, ради нее. А может, для семьи это был самый легкий способ положить конец этому подобию брака.

– Думаю, – вздохнула Изабел, – в этом вопросе вы должны следовать своему суждению. Давайте договоримся: вы примените свое искусство сыщика и чутье на необычные факты. Что я могу привнести в партнерство?

Он искренне улыбнулся: впервые за весь день, – но выражение лица стало опасным, а взгляд – хищным и острым.

– Вы вращаетесь в обществе. От вас требуется проникнуть в дом герцога и найти картину. Если мы собираемся подменить ее на настоящую, нам нужно знать точное место, где она находится.

Его улыбка померкла.

– Вы можете навестить Ардмора? У вас найдется предлог?

– Попытаюсь изобрести таковой. – Изабел отдала ему свой фонарь и взяла второй. – Много битв происходило под прикрытием хороших манер, офицер Дженкс. Завтра я пойду во вражеский лагерь и постараюсь все разведать за чаем с пирожными.

Как намекнула Изабел Дженксу, женщина, искушенная в манерах высшего общества, владеет грозным арсеналом оружия: ножом, выкованным из пренебрежения, дубинкой, сделанной из унижения. А еще в ее распоряжении имеется медленный яд замаскированного оскорбления и спонтанный залп сплетен.

Мужчины недооценивали такое оружие, но женщины пользовались им ежедневно, чтобы держать общество в форме. Позвольте мужчинам иметь свой парламент; женщины же будут властвовать в бальных залах.

Или в гостиной герцогского дома.

На следующий день после похода в потайную комнату Изабел и Люси нанесли визит герцогине Ардмор в ее приемные часы, и теперь пили чай. Люси посматривала на блюдо с тминным кексом.

Визит был приятным. Все словесное оружие пока что было спрятано. Хотя Изабел считала герцога своим врагом из-за истории с картиной Боттичелли, ей очень нравилось общество его жены и дочери.

Сегодня в гостиной царила не герцогиня, а ее дочь.

– Вы еще не знакомы с Титанией? – спросила, поднимая с пола пушистую серую кошку, леди Селина Годвин, хорошенькая брюнетка, любившая общество и продолжительные беседы. – Я просто обожаю ее. Мне ее подарил на прошлой неделе мой брат Джордж.