Ирина Мальцева - Билет в одну сторону

Пока сбрасывала материал, выпила пару чашек кофе (молодец, что купила), похрустела крекером, собралась уже бутерброд себе приготовить, но тут мобильник запищал. Муж о себе напоминает.

Самым нежным голосом проговорила:

– Слушаю.

– Мне с тобой поговорить серьезно надо.

– Приду, поговорим, – Наталья была в недоумении. Обычно муж звонил ей на работу только в экстренных случаях, а тут ради того, чтобы сообщить о намерении поговорить.

– Лучше сейчас.

– Ты что, задержишься сегодня?

– Задержусь. И, думаю, надолго.

– Ну и как надолго? – Наталья почувствовала пробежавший по спине холодок.

– Надолго, может, навсегда, – голос Евгения был глухим и надтреснутым.

– Ты хочешь сказать, что уходишь?

– Да. Ты же сама видишь, что с каждым днем у нас все хуже и хуже.

Наталья проглотила ком в горле, и, стараясь не выдать паники, произнесла:

– Как знаешь. Может, ты и прав

В трубке еще звучал голос мужа, но Наталье было уже неинтересно слушать. У нее было такое ощущение, что она в каменном мешке: куда не протянешь руки, всюду холодный, осклизлый камень. Камера-одиночка, в которой ты, твои мысли, твои чувства, твои переживания, твое разочарование, твое отчаяние. Е-мое… Еще сегодня утром был муж и любовник, а после обеда ни того, ни другого. И во всей своей оголенности вновь встают два исконно русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?»

Она долго сидела, глядя перед собой. Кто-то её теребил, о чем-то спрашивал, чего-то требовал. Она автоматически отвечала, даже улыбалась, но внутри была пустота, которую теперь, она, чувствовала, нелегко будет заполнить, может, и невозможно вовсе.

Сейчас заеду за Маринкой, поедем к бабушке. Надо успокоиться, разобраться. Домой ни за что, а то с ума сойду. Вдруг Женька за вещами придет? А то еще хуже – собрал уже все, и дома в ящиках пустота. Завою, как пить дать, Маринку напугаю. Нет, только к бабушке.

Свою маму Елену Сергеевну, как только появилась в семье Маринка, она стала называть бабушкой и бабулей, и хотя это звание мало подходило моложавой симпатичной женщине, зато смягчало ее облик деловой женщины. Мама для Натальи была не просто родительницей, не только советчиком в трудных жизненных ситуациях, не только «скорой помощью» в жизненных передрягах. Она была тихой гаванью для измотанной в житейских бурях души, аккумулятором животворной энергии, донором чувств и эмоций. Елена Сергеевна была верным соратником во всех делах и начинаниях дочери, доверенным лицом и оппонентом для внутреннего употребления. Все свои бредовые идеи Наталья вначале высказывала матери, а в процессе изложения сути дела, разбиралась в своих мыслях сама, в принципе уже не нуждаясь в оценке, одобрении или неодобрении. Часто Елена Сергеевна давала советы дочери, но так уж по жизни сложилось, что половина их была не востребована Натальей, потому что на стороне матери был опыт, а на стороне дочери – интуиция. Выслушав совет, Наталья порой делала противоположное, но мама не обижалась, доверяла внутреннему чутью дочери.

При всей разности характеров, взглядов на жизнь, оценке событий, им всегда было интересно друг с другом, спокойно и надежно. Проблема отцов и детей не отметила их семью, и во всех бедах и напастях они выступали единым фронтом. Сейчас Наталья вновь стремилась к тихой пристани, где ее утешат, напоят крепким чаем, в очередной раз напомнят, что она умница и красавица, и ни один мужик ее недостоин. Наталья твердо знала, что после задушевного разговора с матерью она спокойно сумеет разобраться в происходящем, найдет верный путь и выйдет из очередного безвыходного положения победительницей, ну, по крайней мере, без чувствительных потерь.

От всех мыслей, переживаний стала раскалываться голова. Наталье, так любившей свой автомобиль и считавшей его не только живым существом, но и родственником, стало некомфортно в салоне. Было ощущение, что едет она по-над пропастью. В животе все свело от непонятного страха. Наталья снизила скорость, постаралась выбросить плохое из головы и сосредоточиться на маршруте. Ну, вот, немного отпустило. Нельзя садиться за руль в таком состоянии. Следует остановиться и передохнуть, решила она, сворачивая на улицу, где в окружении столетних лип стоял дом Маргариты Петровны.

Выходить из машины и подниматься на четвертый этаж не было сил. Она позвонила по мобильнику, наплела о неожиданно возникшем свободном времени. Пусть Маринка спускается во двор.

Дочка выскочила из подъезда, задрала голову к окну и помахала рукой учительнице. Потом оглянулась, выискивая взглядом свою машину среди других, как попало припаркованных, заспешила, деловито таща набитый книжками и игрушками рюкзачок.

– Почему сегодня так рано?

– Закончила пораньше, решила к бабушке съездить. Сейчас ее с работы заберем…Может, переночуем даже..

– Зачем? Мы же в выходной у нее были.

– Просто так! Соскучилась. Заставим бабу пирожков испечь или блинов.

– Тогда давай в магазин заедем, сок купим, колбаски.

– У меня все есть, – начала Наталья, но замолкла, вспомнив, кому и по какому случаю она купила целый пакет еды. – В обеденный перерыв заходила в универсам.

Маринка с любопытством сунулась в пакет, потом посмотрела с интересом на мать.

– А ты говорила, у нас денег нет. Сама вон сколько накупила.

– Мне долг на работе отдали, – покраснела Наталья под внимательно вопрошающим взглядом дочери. Никогда не обманывала Маринку, даже в малом, а тут пришлось. Стыд!

С большими предосторожностями выехали из тесного двора и повернули в сторону банка, где работала бабушка. Хотя поток машин был небольшим, Наталье вновь стала нехорошо, а дорога, по которой они ехали, превратилась в жиблящийся настил из гнилых досок. Вновь появилась непонятная дрожь в руках. Ей стало зябко, а щеки, напротив, загорелись огнем.

Маринка о чем-то все рассказывала, смешно подпрыгивая на месте. Как непоседливая птичка поворачивала к ней розовощекое лицо с горящими от возбуждения глазенками. Наталья слышала звук голоса дочери, но не понимала ни слова. Смысл ускользал, заслоняясь похожими на удары метронома щелчками.

Что стучит и где, недоумевала Наталья, напряженно вслушиваясь в шум мотора. Изо всех сил старалась расслабиться и вновь почувствовать то неповторимое единение с автомобилем, которое бывает у заядлых водителей. Ничего не выходило. В раздражении Наталья про себя выругалась, но не успела сказать «Господи, прости», как снова злые слова слетели с языка: игнорируя требования дорожного знака, чуть не задев боком, ее подрезала старенькая «шестерка», в салоне которой просматривалась веселая компания. Дрожа от злости и внутреннего напряжения, Наталья с силой нажала на сигнал, стремясь вылить в резком звуке свое раздражение и презрение к дорожным хулиганам.