Салли Маккензи - Любви вопреки

– Как скоро я смогу переехать в дом?

Маркус с непринужденной легкостью догнал ее.

– Если бы это зависело только от меня, я бы ответил, что немедленно. Но придется поступить так, как сочтет нужным мистер Уилкинсон.

– У вас нет документа, в котором было бы все расписано?

– Нет, такого документа у меня нет, но зато он есть у мистера Уилкинсона. – У Маркуса испортилось настроение. – Я знаю лишь, что обязан лично присутствовать при отборе подходящей будущей хозяйки дома и поставить свою подпись под договором.

– И это входило в ваши обязанности и тогда, когда вам было десять лет?

Маркус кивнул.

С раннего детства Кэт знала историю о Проклятом герцоге. Эта сказка была ее любимой, и когда на глазах у четырехлетней Кэт карета с герцогским гербом проехала по главной улице, у нее от восторга перехватило дыхание. Изабелла, обманутая и брошенная бессердечным герцогом, приходилась ей родней, пусть и дальней. В сказках зло всегда должно быть наказано, и Изабелла хотя и посмертно, но сумела отомстить за себя. Кэт не могла не гордиться такой родственницей. Ей не было жаль потомков Проклятого герцога, которым приходилось расплачиваться за грехи своего далекого предка. Впрочем, Кэт никогда и не видела в этих потомках живых людей: для нее они были персонажами сказки, не более. К тому же олицетворяющими абсолютное зло.

Но этот мужчина не был похож на персонаж из сказки. И ничего злобного Кэт в нем до сих пор не заметила.

– А если бы вы были младенцем? Тогда бы вас точно избавили от этой повинности. Ребенок не в состоянии подписать договор.

– Моему прапрадеду было три месяца от роду, когда освободилась вакансия в доме. Его вместе с кормилицей привез в Лавсбридж опекун, и на церемонии отбора кандидатур он присутствовал. Граф подписал документ за него, но подпись была подкреплена отпечатком ладони моего прапрадеда.

Глупые суеверия! Неужели взрослые мужчины верят в то, что нечто ужасное может произойти лишь потому, что они слово в слово не выполнят то, что им предписывает документ, составленный в незапамятные времена? Если бы она, Кэт, оказалась там…

– Вы упомянули кормилицу, но не сказали о матери младенца. Мать герцога не может быть настолько темной, чтобы не попытаться вразумить тех, кому страх затуманил ум!

– Не упомянул, поскольку матери там не было. – Маркус усмехнулся. – Материнская любовь герцогиням Харт не слишком свойственна.

Бедный мальчик! Кэт не отправила бы своего малютку неизвестно куда, неизвестно зачем в сопровождении лишь старого черствого опекуна и кормилицы, даже если никакого желания рожать детей у нее не было.

– Но ведь ваша мама находилась с вами, когда вы были ребенком? – Выходила ли из кареты женщина в тот день? Кэт не могла припомнить, что неудивительно, поскольку ее внимание было приковано к лошадям. Хотя, не совсем так. Теперь она вспомнила, что видела мальчика. Даже не одного мальчика, а двух, правда, заинтересовал Кэт только один из них: очень высокий, худой, с прямой напряженной спиной. Тогда он показался Кэт уж слишком серьезным и гордым, и ей было его даже немного жаль, невзирая на то что он приехал в нарядной карете, запряженной красивыми лошадьми. Значит, тот мальчик и был герцог?

– Нет, мать не приезжала сюда со мной, – произнес Маркус.

Кэт пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться желанию погладить его по руке. Он явно не нуждался в ее сочувствии.

Младенец, путешествующий без матери, не может не вызывать сочувствия, но ведь эта поездка сотрется из его памяти. Другое дело, когда ребенку уже исполнилось десять лет: он все прекрасно запомнит.

– Она была больна, поэтому не поехала с вами?

– Мисс Хаттинг, мать оставила меня с тетей, старшей сестрой моего отца, вскоре после моего рождения. И с тех пор я ее не видел.

Отсутствующий взгляд и надменные интонации голоса не располагали к дальнейшему развитию темы. И все же Кэт попыталась пробиться сквозь оборонительные стены его высокомерия.

– Это ужасно, – тихо промолвила она.

– Нет. У меня было вполне счастливое детство в семье моего дяди. К тому же я рос не один, а с двоюродным братом. – Маркус остановился и посмотрел на Кэт. – Странно, что вы об этом не знаете. Неужели история о Проклятом герцоге больше не волнует местных жителей?

– У жителей Лавсбриджа есть более важные темы для обсуждения, чем подробности жизни лондонского высшего света вообще и вашей личной жизни в частности. Но ваши законодательные инициативы в палате лордов, наоборот, являются объектом самого пристального внимания. Вас готовы уважать уже за то, что вы посещаете заседания палаты, а не проводите время за игрой в карты и в погоне за прочими удовольствиями.

– Вы весьма откровенны, – усмехнулся Маркус.

– Могу себе позволить быть откровенной. Решив остаться старой девой, я могу позволить себе гораздо больше, чем те, кто стремится замуж. – Тропинка уперлась в дорогу, и необходимости идти с герцогом под руку больше не было. – Эта улица приведет вас прямо к дому Рэндольфа.

– Превосходно.

– Знаете, – задумчиво сказала Кэт, глядя вдаль, – я никогда не понимала, почему ваш предок согласился исполнить волю дочери простого купца.

– Надеюсь, он это сделал потому, что имел кое-какие понятия о чести. – Да неужели он принимает так близко к сердцу события двухсотлетней давности? Вероятно, таковы последствия проживания в доме, где предки смотрят на тебя со всех стен.

Пора бы уже перебраться из далекой древности в XIX век.

– Он ведь не брал Изабеллу силой, верно? – Хотя даже если он ее изнасиловал, это было так давно, что пора забыть и простить.

– Господи, разумеется, нет! – воскликнул герцог Харт, побледнев. – Во всяком случае, мне говорили, что они вступили в связь по взаимному согласию. Но тому, что герцог сделал мисс Дорринг ребенка, а потом женился на другой, все равно нет оправдания. Он разбил ей сердце.

Кэт усмехнулась. Да, насколько ей было известно, события разворачивались именно так.

– Вы не верите в то, что сердце можно разбить, мисс Хаттинг? – скептически поинтересовался герцог.

– Меня раздражает вся эта сентиментальная чушь. Изабелла – не единственная женщина, соблазненная богатым красавцем, и в отличие от многих у нее были деньги. Не настолько все было плохо, чтобы идти топиться с ребенком в животе.

– Она была обесчещена!

– Она была эгоисткой. Бессовестной эгоисткой. – Разумеется, Кэт трудно было поставить себя на место обесчещенной женщины, поскольку на ее честь никто не покушался и едва ли покусится, раз уж она дала обещание не выходить замуж. Но Кэт надеялась, что если по злой прихоти судьбы она окажется в подобном положении, то уж найдет более разумный выход, чем Изабелла Дорринг.