Andre Lwow - Весенние каникулы Дьявола на Лазурных берегах

Неожиданно слова древнего языка, на котором Марго зачитывала очередное заклятие, стали сливаться с шумом высоких волн, не на шутку разбушевавшегося Средиземного моря, что безумствовало от них неподалеку, прямо за автомобильной трассой. Внезапно какие-то странные звуки, пришедшие как бы из ниоткуда, стали невыносимо давить на воспаленный мозг великого мага, пытаясь порвать его на тысячу ошметков. Но он, четко следуя инструкциям, полученным из магической книги, продолжал любить свою партнершу с чувством и с расстановкой… И напоследок бросив победный взгляд на ее оголенную спину в свете, исходящем от догоравших свечей, произнес с выражением слова древнего заклятья, заранее заученного для этого столь ответственного случая.

Словно по команде, ее красивое тело стало извиваться змеей, а потом забилось в конвульсиях, как будто его бросили в огонь, тогда как руки и ноги прочертили в воздухе невообразимые параболы, точно были сделаны из силикона. Красавица Марго издала душераздирающий вопль, и прекрасные глаза ее, закатившись, словно биллиардные шары, обратились своим взором в бездонные глубины ее сознания. А в отражении оконного стекла Борис увидел ее побледневшее лицо с явно отсутствующим взглядом. Внезапно ведьма, резко дернувшись, застыла, и страшная судорога, пробежав по ее телу, отразилась взрывной волной от бетонных стен сторожки. Да так, что они на какой-то миг зашевелились, словно выцветшие от времени простыни, развешенные на ветру. Оплывшие свечи, в одно мгновенье ярко вспыхнув алым пламенем, все как одна внезапно погасли, но после, сами по себе снова тревожно замерцав, возгорелись с еще большей силой. На какое-то мгновение перевозбужденная жрица, явно потеряв рассудок, пронзительно завыла волчицей, но затем, плавно перейдя на более низкие частоты, стала жарить глухим оханьем Борису мозг, словно яичницу в микроволновой печи. Его череп, подобно хрустальному графину, уже готов был разорваться на несметное количество осколков, но, слава богу, от головной боли его ненадолго отвлекло неприятное и весьма болезненное ощущение в пораненной руке – по всей видимости, великий маг, резво полосонув себя, не учел степень отточенности церемониального кинжала. Пытаясь остановить обильное кровотечение, он сорвал с себя форменную рубашку и, не прекращая энергичных движений мускулистого тела, туго перетянул пораненную ладонь.

Запах крови, колдовского варева, смешавшись с ароматом духов «Шанель № 5», исходящим от потной женщины, и прочие феромоны вызвали у Бориса рвотные потуги, но он все-таки сдержался. Ведь перед ним была склоненная над столом Марго, неистово кричащая свои заклятия в серебряную посудину, словно та была бездонным колодцем бытия. Великий маг невольно представил удивленную рожу рогатого Люцифера, которая, если верить усиленным стенаниям вакханствующей Марго, вот-вот должна была показаться наружу из жертвенной крови, смешанной с приворотными зельями, и дико рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Как представлю… ха-ха-ха… что какой-то смертный блюет прямо в адскую физиономию Люцифера! Ха-ха-ха!

Едва успевая глотать воздух между приступами удушливого смеха, Борис никак не мог перестать изрыгать нечленораздельные звуки, и со стороны могло показаться, что он выкурил несколько косяков, туго набитых злейшей гималайской травкой. Тогда как ушедшая в себя Марго, не обращая никакого внимание на припадочный смех своего компаньона, наконец-то достигнув дна низкочастотных восклицаний, пошла куда-то вверх и перешла на еще более глухие стоны, что стали раздражать Бориса куда сильнее, чем до этого, вызывая у него необычный душевный дискомфорт вплоть до неконтролируемого чувства страха. Но, чтобы этот ползучий змей своими острыми шипами не ранил его чуткую душу, Борис, все так же не отрываясь от исполнения своего магического долга, решил открыть вторую бутылку вина при помощи штопора. Раздался громкий хлопок пробки, и Борис, вспомнив анекдот про вежливого лося, который тиранил обитателей леса, смог лишь внятно произнести:

– Добрый вечер! – и снова рассмеялся: – Ха-ха-ха!..

От смертельного удушья смехом его спасла лишь третья бутылка Мутон-Ротшильда 1945 года, которая была явно на уровне самых смелых ожиданий. Неожиданно к глухим завываниям ведьмы прибавились еще и мольбы со стонами каких-то потусторонних сущностей, и Борису ударил в нос едкий запах паленой шерсти или жженой серы, знакомый ему по термальным источникам в Пиренеях, которые он когда-то любил посещать, и ему подумалось: «Неужели там, в Аду, так дурно пахнет или из-за этого вина у меня стало крышу сносить? А может, Ротшильды накачали свое пойло сульфидом серы, и теперь меня не только по слуху глючит, но еще и обоняние подводит?»

Оторвав свой мутный взгляд от прекрасного тела Марго, он стал искать по сторонам осоловевшими глазами некую «белочку». В то время среди русских эмигрантов стало модным поминать ее, и лишь потом до него все же дошло, что под «белочкой» они подразумевали белую горячку. Борис, переборов страх перед этой мохнатой тварью, уверенным жестом трясущейся руки налил себе еще один кубок вина, так как глушить из горла этот благородный напиток ему показалось кощунственным.

Все так же не отрываясь от сексуального стимулирования своей партнерши по колдовству, он попытался мыслить логически, хотя сумасшедшие люди только тем и занимаются, что включают где надо и не надо свою логику. Вопли потусторонних сущностей из мира теней уже прочно поселились в его голове, и каждый новый стон, многократно отзываясь в нем эхом, немедленно растворялся где-то в глубинах его бездонного сознания.

Благо, что Марго, загнанная, словно лошадь, во второй раз бездыханно упала на жертвенный алтарь, и верховный маг, предвидя это падение, успел отодвинуть в сторону опустевшую жертвенную чашу, и поэтому раздался глухой звук, вызванный ударом ее крепкого лба о деревянную поверхность стола.

Какое-то время жрица Дьявола молчала как могила и вообще не шевелилась, и Борис, отгоняя от себя назойливые стенания, все еще поступавшие как бы из ниоткуда и которые на самом деле он не должен был слышать, решил срочно заканчивать с сексуальной частью колдовского церемониала, что и было сделано в срочном порядке. После пары резких входящих движений в тело обессиленной партнерши он освободился от ценной поклажи, которую по такому ответственному случаю копил три дня в своей мошонке. Почти сразу же он испытал некое облечение, и ему даже показалось, что в помещении сторожки или в его голове стало немного тише, но на смену слуховым галлюцинациям пришли мутные видения, и ему снова подумалось: «Видимо, я нынче до чертиков нажрался или все же Марго подмешала в вино какую-то гадость?»