Елена Арсеньева - Сёстры-соперницы

– Уверяю вас, вы ошиблись, – повторила Лючия. – Но я бесконечно признательна вам за ваше столь любезное заступничество! – Она что-то еще говорила, столь же равнодушно-светское, и сама поражалась, как обморочно звучит ее голос. И все же нашла в себе силы и задала еще один вопрос: – А любопытно знать, сударь, как фамилия той особы, счастливым сходством с коей наделила меня природа?

– Ее зовут княжна Казаринова, – с готовностью ответил Шишмарев и, чуть понизив голос, добавил: – Но осмелюсь возразить, сударыня. Речь идет не просто о сходстве! Вы с Александрой Сергеевной неразличимы, как две капли воды!

Очутившись в спасительном одиночестве возка, Лючия велела кучеру гнать на постоялый двор как можно быстрее. Ответ Шишмарева она знала заранее! Ведь он вел речь о ее сестре! Родной сестре-близнеце!

Болтливый и услужливый Шишмарев назвал все, что нужно: ее имя, имя отца – отчество, как говорится у русских, фамилию. Даму, обладавшую портретным сходством с Лючией, звали Александрой Сергеевной Казариновой, и это, без сомнения, была та самая малышка, которая родилась у бесчувственной Катарины лишь несколькими минутами позже своей сестры, Лючии Фессалоне.

Истерический смешок вспорол сумрачную тишину возка и был тут же зажат муфточкой. Неоценимый Шишмарев назвал и место, куда следует держать путь Лючии: какое-то там Каширино-Казарино… верно, имение ее настоящих родителей. А она-то думала, что придется провести несколько дней в Москве, пытаясь разузнать место жительства князей Казариновых.

Вот повезло так повезло! Надо спешить выезжать, не то, как здесь выражаются, дороги поплывут, а если настигнет распутица… ах, нет, не дай бог! А впрочем, может быть, лучше не трогаться с места, подождать, пока малютка Александра (будучи старше своей сестры на одну или две минуты, Лючия уже относилась к ней с некоей снисходительностью) прибудет в Москву? И здесь броситься в ее объятия: мол, я твоя сестрица, прольем же вместе слезы радости!

Лючия сморщила нос. Предстоящее свидание с Александрою почему-то вызвало в ней приступ брезгливой пренебрежительности. Какая-нибудь бело-розовая раскормленная ломака с бесцветными глазами. Лючия презрительно фыркнула, но тотчас вспомнила, что Александра – ее близнец, а стало быть, никак не может быть иной, чем стройной, статной, яркоглазой, как кошка, столь же грациозной и проворной. Это почему-то оскорбило Лючию еще больше, и от дурного настроения она не избавилась до вечера.

И вот теперь она в полную меру поняла значение русского слова – «распутица»! До Каширина-Казарина оставалось только два дня пути, когда сани вдруг встали в снежной каше.

Лючия выкарабкалась из вороха мехов и выглянула.

Солнца как не бывало. Небо затянуло низкими облаками. Возок стоял на берегу речки, еще не очистившейся ото льда. Из реплик возницы и его спутника (незнакомец заплатил какую-то ничтожную сумму за провоз на запятках), ходивших туда-сюда по берегу, Лючия поняла, что мужики в совершенном недоумении: на этом месте они надеялись переправиться через реку и теперь головы ломали, какая сила могла пробить лед. Наконец сошлись на том, что, верно, здесь провалился какой-то тяжелый воз, да так, что весь лед окрест, и без того уже истончившийся и просевший, дал опасные трещины. Речка была слишком глубока, чтобы ее переехать вброд.

Близились сумерки; Лючия начала зябнуть, и такая тоска взяла за сердце при виде неоглядных бело-синих просторов, к которым, казалось, она уже успела притерпеться за время своих странствий! Русская тоска зимнего нескончаемого пути… Зачем она здесь? Что ее ждет? Была одна княжна Казаринова, а теперь окажется две. Все внимание родителей, кавалеров, друзей, направленное прежде на Александру, будет теперь разделено на двоих. Какая женщина вынесет такое? Да ведь Александра возненавидит свою вновь обретенную сестру, как только поймет ее превосходство над собой. Если они похожи как две капли воды внешне, то ведь натуры у них наверняка совершенно разные, как у капризной левретки – и остроглазой гончей!..

Громкие голоса прервали размышления Лючии, и она с неохотою возвратилась к действительности.

Приятель возчика выпряг лошадь, сел верхом и отправился в ближайшее селение разведать, нет ли где доброго места переправиться.

Близилась ночь, а он все не возвращался, и Лючия со страхом представляла себе, что оставят от нее к утру мороз и русские медведи… Она их пока не встречала, но почему бы им не появиться сейчас?!

И вдруг возчик возбужденно закричал:

– Глядите, барыня! Глядите!

К ним, освещенная факелами, приближалась целая кавалькада из трех саней и десятка мужиков, несших доски, бревна и багры, возглавляемая не кем иным, как их недавним спутником, с коим Лючия уже мысленно простилась. Оказывается, ему встретились трое саней, едущих на переправу, и вот…

Щедро наградив честного малого, Лючия попросила провести себя к тому доброму самаритянину, который решился замедлить свое путешествие, дабы оказать помощь даме, попавшей в беду. Осчастливленный проводник повел ее к берегу, где невысокий широкоплечий человек стоял у берега и распоряжался проложить по самому твердому льду бревна и доски, а потом провести по ним лошадей. Сани же предстояло толкать мужикам.

Факелы светили ярко, и Лючия, увидевшая простую, но дорогую дорожную одежду этого господина, с облегчением поняла, что он – человек, несомненно, светский. Элегантная шляпа венчала вороной парик.

Незнакомец повернулся к ней – и ахнул:

– Сударыня, не верю глазам своим! Так это вы та самая прекрасная барыня, о коей мне все уши прожужжал этот малый?

Да ведь это не кто иной, как вчерашний знакомец, этот, как его… Шишмарев! Тот, кто принял ее за княжну Александру!..

– Право же, судьба ко мне чрезмерно благосклонна! – восторженно восклицал Шишмарев. – Дважды за два дня выступить в роли вашего спасителя… это, пожалуй, больше, нежели я смел бы надеяться.

– Оказывается, Провидение гораздо на совпадения! – развела руками Лючия.

Уже близилась полночь, когда опасная переправа осталась позади и путешественники сыскали ночлег в просторной избе, исполнявшей роль постоялого двора. Дородная хозяйка выбежала им навстречу и так низко склонилась перед Шишмаревым, словно была ему чем-то весьма обязана.

Разохавшись по поводу плачевного вида «добрейшего господина» и «барыни», она тотчас приставила к Лючии девку для услуг, а вокруг Шишмарева захлопотала сама.

Девка принесла Лючии горячей воды и оказалась весьма расторопна: помогла переодеться, помыться, причесала Лючии волосы, заплела две косы и начала красиво укладывать вокруг головы. Лючия от усталости просто-таки спала с открытыми глазами, и только голод удерживал ее от того, чтобы немедленно лечь.