Стефани Блэйк - Огненные цветы

– Эдвард, как ты можешь говорить такое! – потрясенно воскликнула Тереза. – Просто у Роджера другие взгляды. Но он им предан не менее, чем ты и тебе подобные бунтари идее самоуправления.

– Тереза, – вздохнул граф, – никакой я не бунтарь. Да и Брайен в общем-то бунтарем не был. Во всяком случае, не в том смысле, какой вы с Роджером вкладываете в это понятие. Мы выступаем против тирании. Но мы истинные патриоты. Ирландцы ничем не обязаны англичанам, и у них нет права требовать от нас преданности.

Равена захлопала в ладоши:

– Браво! Даже Брайен лучше бы не сказал!

– Ага, – подмигнул ей граф, – вот кровь и сказывается. Да у тебя, девочка моя, при одном только слове «свобода» глаза разгораются. Нет, твой дом здесь, в Ирландии. И сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.

– Мама! – раздался крик с порога.

Сабрина влетела в комнату и бросилась к Равене. Мать и дочь обнялись, расцеловались и буквально пустились в пляс, опрокидывая мебель.

– Какой чудесный сюрприз! – воскликнула девушка. – Нынче у нас будет самое веселое Рождество в моей жизни. Мы снова вместе! Плакать готова от счастья!

Равена слегка отстранилась и оглядела дочь с головы до ног:

– Глазам не верю! Ты так выросла за последний год, почти со мной сравнялась.

Сабрина выпрямилась и выпятила грудь.

– Да, я уже взрослая, и не только в смысле роста.

– Вижу, вижу. – Равена склонила голову набок и высоко подняла брови.

Леди Тайрон явно была шокирована.

– Сабрина! Пятнадцатилетней девушке не пристало так говорить!

– Право, бабушка, – засмеялась Сабрина, – с тех пор как ты была молодой, многое изменилось. Я и о сексе уже кое-что знаю.

Ее сиятельство едва не упала в обморок.

– Прошу тебя, дитя мое, пощади старуху. Я в жизни таких слов не произносила.

Граф не сводил любящих глаз с матери и дочери.

– Поразительно, до чего вы похожи друг на дружку. Прямо родные сестры.

– Мне лестно это слышать, батюшка, – засмеялась Равена, – а вот этой юной нимфе вряд ли.

– Вовсе нет, мне хотелось бы иметь такую сестру. – Сабрина прижалась к ней.

– Но тогда ты лишилась бы матери.

– Только вернулась – и сразу заговорила как истая ирландка, – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – заметил граф. – Все, теперь ты на крючке, никуда тебе не деться.

– Знаешь, чего мне сейчас хочется, дорогая? – повернулась Равена к дочери. – Сменить одежду да покататься. Как у вас, батюшка, с конюшней? По-прежнему держите?

– И еще как! – не дала деду ответить Сабрина. – Мой любимец – Шемрок. Цвет у него, как у черного дрозда. На что хочешь спорю, он тебе понравится. Таких чалых свет не видывал. Огонь!

– В твоем возрасте у меня тоже был чалый.

– Я знаю. Апач.

– Как там у нас Донни?

– Стареет, а так все в порядке. Знаешь, как он любит Шемрока? Даже спит с ним в стойле.

– Собака-путешественница, – задумчиво промолвила Равена. Ей вспомнился крохотный щенок, которого они с Брайеном подарили дочери на Мауи. Равена потрепала ее по щеке. – Помнишь, как он любил спать у тебя под кроватью, когда ты была маленькой?

– Разве такое забудешь? Ладно, мама, пошли. Переодевайся, да поживее.

Амазонка Сабрины была цвета морской волны, под стать попоне Шемрока. Костюм плотно облегал ее юную фигурку и оставлял на всеобщее обозрение куда больше, чем обычное платье.

– Удивительно, как это дед с бабкой позволяют тебе разъезжать в таком виде, – заметила Равена.

– О, понадобилась масса усилий, чтобы приучить их к этому. Сначала бабушка настаивала, чтобы я ездила в дамском седле, в юбке до полу и в турнюре.

– Господи, до чего же я ненавидела в свое время эти причиндалы – кринолин, корсет и тому подобное. И знаешь, что я делала? Как только отъезжала от дома на достаточное расстояние, чтобы никто не видел, сбрасывала юбку и надевала брюки – у брата потихоньку таскала.

Сабрина так и покатилась со смеху.

– Ну и мне на первых порах приходилось делать то же самое, только брюк не было.

– Что, так в панталонах и ездила?

– А ты-то как догадалась?

Равена захихикала, вновь чувствуя себя молодой, словно она и впрямь сестра Сабрины и делится с ней девичьими секретами.

– Мне ведь тоже когда-то было пятнадцать, малышка. К тому же не зря говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Мы с тобой два сапога пара.

Интересно, подумала Равена, а мальчик у Сабрины есть?

– Друзьями здесь обзавелась?

– Да есть кое-кто. Сисси и Луиза Кавендиш. И еще Гленн Блейк.

– Тогда его отец – сэр Гордон Блейк, пари держать готова. Мы с ним в детстве дружили.

– Знаю. Гленн говорит, что его отец здорово ухлестывал за тобой.

– А Гленн за тобой? – прищурилась Равена.

– Совсем голову потерял бедняга, – покраснела Сабрина. – Но я его просто жалею.

– Понятно, понятно, всего лишь жалеешь.

Да она же без ума от него!

– Знаешь, кого он мне напоминает? – застенчиво, но явно выдавая себя, спросила Сабрина. – Отца – я хочу сказать, настоящего моего отца.

– Ах вот как?

Святый Боже, сохрани нас и помилуй! Мальчишка вроде Брайена! И она разъезжает с этим мальчишкой по полям в исподнем! О Господи, наши грехи и в детях нас преследуют!

Из конюшни вылетел Донни и принялся приплясывать вокруг Равены, облизывая ее с головы до ног и поскуливая от восторга.

– Видишь, он совсем не забыл тебя.

– Толстеет. Перекармливаешь его, наверное.

– Да он у Шемрока овес ест.

Баттонз, некогда мальчишка-конюх, превратился в пожилого грума. Его рыжие кудрявые волосы изрядно поредели, но хитроватый взгляд юного эльфа остался при нем.

– Какая радость снова видеть вас, леди Равена, – заговорил он. – Ох, извините, мадам. Миссис О’Нил, я хотел сказать. Просто почудилось, будто мы с вами только вчера расстались.

– Много прошло этих «вчера», Баттонз. Или прикажешь называть тебя мистером Макклином?

– Для вас я всегда Баттонз.

– Ну да, а Ирландия – всегда Ирландия. С ее изумрудно-зеленым, небесно-голубым, душистым, как трава, соленым, как морская вода, воздухом. Таким больше нигде на свете не подышишь.

Даже в Мауи, где Равене жилось лучше всего – после Ирландии.

Не по себе ей было, из головы не шли слова, сказанные Эдвардом О’Нилом: Сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.

Пять месяцев пролетели как один день. У них с Роджером восстановились те же самые платонические отношения, что поддерживались все годы после возвращения в Ричмонд. Лишь однажды за все это время они вышли за пределы простого обмена случайными репликами. Спор зашел об английской политике в Ирландии.

– Ведь даже премьер-министр ее величества выступает за самоуправление, – заметила Равена.

– Гладстон – болван!