Елена Арсеньева - Обручение на чертовом мосту

Да ведь он уйдет! Вот-вот умчится!

Стоит ему только поудобнее устроиться в седле и повернуть Байярда к приотворенным дверям, как тот улетит – и не поймаешь, не догонишь!

Ирена рванулась из-за охапки сена.

– Ай-й-йя! – взвизгнула она отчаянно.

Байярд взвился на дыбы!

На миг мелькнуло перекошенное лицо Адольфа Иваныча, летящего с седла… Он влетел головой в кадку и замер вверх ногами. Ирена от ужаса зажала руками рот, ее трясло.

Байярд забился в угол конюшни и бешено колотил ногами в стену.

Тело Адольфа Иваныча, стоящее торчком, качнулось, завалилось, но голова не поднялась из воды, которая окрасилась кровью.

– Батюшки-матушки… – нелепо бормотал Емеля, вздымая руку для крестного знамения, но не находя сил совершить его. – Воистину – метил в окошко, а попал в лукошко! Хотел отворотить от пня, а наехал на колоду! Думал…

– Замолчи, – чужими, непослушными губами прошептала Ирена, отворачиваясь от кадки и прерывая этот поток подходящих к случаю пословиц. – Некогда болтать. Надо уходить отсюда, и поскорей.

Она выбралась из-за куч сена и чуть не упала, споткнувшись о кожаный мешок, который валялся на пути. Деньги! Те самые деньги, которые должны были принадлежать Игнатию, а теперь… а теперь, значит, принадлежали ей?..

– Бери, бери, – буркнул Емеля. – Не сомневайся. Твои они.

Ирина с усилием подняла мешок. Задумалась…

Если эти деньги оказались у Адольфа Иваныча, значит, он ничего не открыл Берсеневу о смерти Игнатия, о его венчании с Иреной. Значит, Берсенев продал ее Макридиной не потому, что не хотел делить с ней Лаврентьево. Он избавился от нее, просто как от надоевшей, слишком много о себе возомнившей любовницы! И это было еще оскорбительней!

Смыть кровью. Это можно смыть только кровью!

Ирена с усилием отогнала мысли, которые приводили ее в ярость и сводили с ума. Они с Емелей вдвоем забрались на Байярда, которого с грехом пополам удалось утихомирить, и горячий конь вынес их с постоялого двора. Слуги все еще ужинали, и побег их остался незамеченным, так же как и кровавое происшествие в конюшне.

Спустя несколько минут они поравнялись с тем местом, где оставили при дороге телегу. Спирька клевал носом, но радостно вскинулся, увидев их:

– Эх, вернулись?! А это что ж за красавец? Неужто барский конь?

– Он самый, – сухо сказала Ирена. – А теперь, Софокл, настало нам время прощаться.

– Как так? – испугался тот, глядя на девушку, которая поудобнее устраивалась в седле. Узкое платье мешало сесть по-мужски, и Ирена безжалостно рванула подол с одной стороны. Ничего, армяк прикроет голые ноги. – Я-то думал, мы в Лаврентьево… Чтоб заявить, кто ты есть…

– Без свидетельства о венчании с Игнатием я есть всего лишь авантюристка, больше никто, – сухо оборвала Ирена. – Авантюристка и воровка. Пока не найдено свидетельство, эти деньги мне не принадлежат. Поэтому ты со Спирькой поедешь на выселки и спросишь Степаниду, не у нее ли мои бумаги. Расскажи ей все, что случилось, расскажи о письме старого графа. Может быть, она подобреет ко мне и отдаст свидетельство. Ну а если его нет и у Степаниды… Что ж, значит, такая судьба! В любом случае назначаю тебе встречу через три дня в Лукоянове. Слышала я, там в это время лошадиная ярмарка будет проходить. Наверняка туда приедет и Берсенев – искать себе коня взамен украденного Байярда. Вот мы все втроем там и повидаемся.

– А ты сейчас куда?! – молящим голосом выкрикнул Софокл.

– В город. Я кое-что задумала. Нужно купить новую одежду мне и тебе. Кроме того, нужно раздобыть хорошие пистолеты и взять несколько уроков стрельбы у самого лучшего учителя, какого только удастся найти.

– Ты что?! – в ужасе пробормотал Емеля. – Убийство замыслила?!

Спирька испуганно перекрестился:

– Ой, не бери, девка, греха на душу!

Ирена покачала головой:

– Не убийство это будет, а дуэль.

– Что?! – Емеля аж задохнулся. – Неужто задумала картель господину Берсеневу послать? Стреляться с ним решила?!

– Решила. Стреляться с ним буду я, но картель… картель пошлешь ты! Прощай, Спирька! Прощай, Софокл! До встречи на ярмарке!

И она пустила Байярда галопом, низко припав к его шее, чтобы ветер не бил в глаза, не вышибал из них слезы. А может быть, они и сами лились, Ирена не знала, но не вытирала их. Руки были заняты, а потом… а потом наконец-то у нее появилась возможность поплакать!

– …Черт… упал! Ссылка на поселение или крепость от шести лет и восьми месяцев до десяти лет.

– Ну что вы! Не более трех! Уж поверьте, я дело знаю.

– А ежели убит?

– Тогда на поселение пойдет, не миновать. Да и нас не помилуют.

Перебрасываясь короткими, отрывистыми фразами, секунданты со всех ног летели к упавшему.

Берсенев, с трудом заставив себя тронуться с места, медленно шел туда же.

Голова его была пуста до нездешнего гулкого звона, а белые волокна тумана мешались с кровавой мутью, застилавшей глаза.

Секунданты оказались проворнее, вместе подскочили к Софоклову, вместе склонились над ним – и вместе, резко, будто по команде, отпрянули с одинаковым восклицанием:

– О Господи!..

«Наверное, все-таки убил! – похолодел Берсенев. – И, наверное, какая-нибудь ужасная рана. В лицо… может быть, в глаз!»

Его передернуло от ужаса; кое-как заставил свои деревянные ноги передвигаться быстрее.

Тяжело подбежал, навис над головами секундантов – и вдруг замер, как они, потом так же отпрянул – и тоже помянул Господа.

Этот человек, лежавший на тропе, неловко подогнув ногу и разбросав руки, в одной из которых был пистолет… он не был Софокловым! Весь в черном, в высоких «веллингтоновских» сапогах и мягкой «калабрезе», нахлобученной так глубоко, что повисшие поля прикрывали пол-лица, он был одет иначе и выглядел иначе!

– Кто это? Кого вы пристрелили, милостивый государь? – отрывистым, неприязненным тоном спросил секундант Софоклова. – Это убийство, знаете ли, чистейшей воды…

Не слушая, Берсенев распахнул просторный черный сюртук лежащего да так и ахнул, увидев, что правое плечо все залито красным. Но не только это поразило его в самое сердце. Набухшая кровью белая рубаха ощутимо вздымалась на груди!

– Женщина? – изумленно прошептал секундант.

– Неужели?..

Внезапно Станислав Белыш, издав какое-то неразборчивое восклицание, схватился за шляпу, рванул – и… и тонкие русые волосы хлынули мягкой волной. Станислав сдвинул их дрожащей рукою – открылось нахмуренное лицо, такое бледное, каких не бывает у живых людей, а только у мертвых… или у призраков.

«Призрак, – подумал Берсенев. – Конечно, это призрак!»

И тут же он услышал чей-то глухой, совершенно незнакомый голос, отчаянно зовущий: