Елена Арсеньева - Любовные чары

– Нет, – покачал головой Десмонд, и Марина так и не поняла, то ли он проник в ее мысли, то ли ее язык все-таки зашевелился. – Нет, я в своем уме. А вот вы, верно, были не в своем, когда бегали босая по парку.

– Вы что… принесли меня оттуда? – тихо спросила она.

– Увы, да, – кивнул Десмонд. – Вас бы, конечно, следовало пригнать плетью, а мне пришлось тащить вас на руках.

– Почему?

– Вы без чувств были, – буркнул Десмонд. – И посмотрели бы на себя! Ноги по колено в грязи, все исцарапаны, на животе тоже царапина, рубаха разорвана в клочья, волосы перепутаны и все в сосновых иглах… Жуткое зрелище!

Он передернулся с такой брезгливостью, что Марина обиделась.

– Ну так и бросили бы меня там.

– Да не мог я вас оставить, – вздохнул Десмонд. – Вы бы к утру замерзли, и вообразите, какие пошли бы слухи, ежели б вас нашли утром полуголой, истерзанной… мертвой. Вы ведь все-таки моя… кузина, – продолжил он после заминки, от которой у Марины замерло сердце, – хоть и прекрасная и неверная!

– Я не… – выдохнула Марина, желая, чтобы он опять назвал ее женой.

– Не прекрасная? Или не кузина? – невозмутимо вскинул брови Десмонд.

– Не. невер… не не-вер-ная! – запутавшись, по складам выговорила Марина.

– Не неверная? Ну, тогда я не только пьян, но и слеп.

– Вы слепы, слепы! – в отчаянии выкрикнула она. – Вы ничего не замечаете, видите только то, что вам хочется видеть!

– То есть вы полагаете, что я всю жизнь мечтал увидеть, как вы валяетесь в постели с Хьюго? – прорычал Десмонд. – Ну так вы ошибаетесь!

Марина уронила голову на подушку и закрыла лицо локтем, чтобы спрятаться от его взгляда, в котором горела ненависть… и боль. Но ей было стократ больнее! Десмонд оскорблен потому, что другой мужчина покусился на его собственность, и не способен страдать так, как страдает она. Ведь он не любит ее!

Слезы хлынули ручьем. Марина уткнулась лицом в подушку, зашлась рыданиями.

– Прекратите истерику, – выдавил Десмонд, не глядя на нее. – У меня нет никаких прав упрекать вас. Всеми бедами, которые обрушились на вас, вы обязаны только мне. Я похитил вашу девственность, вынудил покинуть родной дом, связал узами брака, а затем развратил вас, ввергнув в тлетворную атмосферу интриг и распутства, которой пропитано все в замке. В конце концов, я только пожинаю плоды своего…

Он не договорил, только зубами скрежетнул.

– Зачем вы дергали меня за волосы? – спросила Марина, еле шевеля губами от внезапно навалившейся усталости.

– Вытаскивал из них сосновые иглы, – сердито ответил Десмонд. – Вы же были невероятно грязны, словно всю ночь бегали взад-вперед по парку.

– Но ведь так оно и было! – слабо выдохнула она.

Десмонд озабоченно нахмурился и снова поднес ей рюмку:

– Bыпейте, сами выпейте, сами! Похоже, вы сейчас снова упадете в обморок, и мне опять придется поить вас тем необычным способом, от которого я и опьянел.

– О чем вы говорите? – слабо повела рукой Марина, отстраняя рюмку.

– Осторожнее! – вместо ответа вскрикнул Десмонд и с досадой покачал головой: – Ну вот, вы все иголки рассыпали! Я хотел бросить их в камин и сжечь, а вы… Утром горничная увидит и решит, что я спятил, если приношу из парка сухие сосновые иглы к себе в комнату!

К себе в комнату? O господи… То есть она лежит в его постели?

Кровь побежала быстрее, и Марина почувствовала, что возвращается к жизни. Десмонд принес ее сюда, ухаживал за ней… Может быть, она не так уж и безразлична ему? Мысли неслись, перегоняли одна другую. И только одна с завидным постоянством возвращалась обратно – она ведь была почти раздета, беспомощна… Робко глянула на Десмонда и вздрогнула: он глядел прищурясь, и глаза его снова были чужими… совсем чужими!

– Вы ошибаетесь, Марион, – с горькой усмешкой молвил Десмонд, и взгляд его не оставил сомнений в том, что он прочел ее мысли. – Я вас не тронул. Чтобы я… после конюха… – Он брезгливо передернул плечами.

Некая неведомая сила вздернула Марину с постели, понесла к Десмонду. Некая неведомая сила влилась в ее руку, отвесившую ему такую пощечину, что он отшатнулся и едва устоял на ногах.

– Вы меня с кем-то путаете! – прошипела Марина, не помня себя от ярости. – Хоть я ваша тайная жена, однако же не обзавелась еще вашей фамильной чертой: страстью к простолюдинам!

Десмонд качнулся, схватился за край стола, чтобы не упасть, и глаза его так сверкнули, что Марина поняла: он тоже в ярости и едва способен владеть собой. Но Марине уже было море по колено.

– Да, да! Это ведь в ваших привычках! – усмехнулась Марина. – Вы ведь сочли меня крестьянкой, когда обольстили в бане и когда каждую ночь укладывали к себе в постель? Да все вы, Макколы, таковы. Ваш брат, тайно обвенчавшийся с Гвендолин и приживший с ней сына, ваш дядя, у которого любовница в деревне, ваш отец, так и не узнавший имени своего бастарда… И Джессика, которая душу дьяволу продаст, лишь бы сделаться леди Маккол, всего лишь усвоила вашу манеру. Но меня вы…

Все взорвалось у нее в голове. А затем что-то больно ударило Марину в спину, и она обнаружила, что лежит на ковре, а левая ее щека горит и наливается болью.

Десмонд ударил ее! Все теперь кончено меж ними!

На Марину навалилось горе, для которого мало слез. Нет, не оплакать боль, невыносимую боль, пронзившую все ее существо.

А Десмонд распахнул двери, выглянул. Ему стало стыдно, не услышал ли кто скандал, который они устроили друг другу. Только одно его и заботит: честь Макколов! Можно делать все, что угодно – но шито-крыто. Выходит, он и правда унес Марину из парка лишь для того, чтобы слуги не увидели ее в непотребном виде.

Ей захотелось умереть прямо сейчас, немедленно. Марина повернула голову, зашарила пальцами по ковру. Стекло, осколок стекла… Она стала поднимать руку – и замерла, вдруг ощутив, что Десмонд рядом.

– Ого! – недобро усмехнулся он. – Да вы, я вижу, вооружены? Намерены отомстить обидчику, да? Ну, этим вы меня только оцарапаете!

С легкостью вынул из ее пальцев осколок, и не успела Марина огорчиться потерей, как ощутила прикосновение чего-то тяжелого и холодного. Рукоять кинжала!

– Вот так, – одобрительно кивнул Десмонд, – держите крепче. Заносите и бейте. Я даже наклонюсь, чтобы вам было удобнее. Куда желаете ударить? В сердце или в горло? Ну же, Марион, смелее!

Марина непонимающе смотрела, как он рванул рубашку.

Какая у него гладкая грудь, между шеей и плечом бьется голубоватая жилка… Ах, приникнуть бы к ней губами! Но нет, нельзя. Любить его нельзя! Невозможно. Смертельно.

Марина закрыла глаза. Кажется, Десмонд вынул кинжал из ее дрогнувших пальцев. Кажется, приподнял, прижал к себе, зашептал, касаясь губами уха, спутанных волос, задыхаясь, не то смеясь, не то… Нет, ей все кажется, все лишь мнится!