Виктория Холт - Власть без славы

– Но человек, столь близкий к Богу, должен уметь прощать.

Реджинальд улыбнулся.

– Папа сделает все, чтобы выставить Филипа с континента. Для этого он даже пойдет на союз с французами.

– Сколько себя помню, всегда одно и то же – то отец заключал союз с королем Франции, то они становились заядлыми врагами и заключался союз с императором Карлом. Чего стоят все эти союзы, объясните мне, Реджинальд?

– Они играют временную, но достаточно большую роль. Видимо, Филип не на шутку встревожен.

– Так вот почему он возвращается! Он хочет все со мной обсудить.

– Я скажу вам, чего он хочет – иметь за спиной Англию. И потребует от вас объявить войну Франции.

– Войну? Я ненавижу войны! У нас и без того положение тяжелое. Да еще засуха. Люди боятся, что наступит голод. А когда возникает призрак голода, они обрушивают свой гнев на тех, кого считают богатыми и сытыми. Страну трясет с тех пор, как мы вернулись в лоно римской церкви. Ах, Реджинальд, знали бы вы, как я несчастна. Народ меня больше не любит. Мне кажется, все ждут моей смерти, чтобы… присягнуть на верность Елизавете.

– Но она уведет Англию от Рима!

– Елизавета сделает то, что ей выгодно.

– Она присутствовала на Мессе…

– Да… но показала всем, как ей было противно. Она, как флюгер, поворачивается туда, куда дует ветер.

– Кое-кто считает, что ее следовало бы допросить.

– Я не могу поверить, что она способна причинить мне зло.

– Вы слишком доверчивы.

– Да, – согласилась я, подумав о Филипе, – и я не прибегаю к разным уловкам.

Он положил свою руку поверх моей и мягко произнес:

– Вы поступили правильно. Разве не вас избрал Господь для того, чтобы вернуть Англии ее истинную веру? Надо радоваться, что вам это удалось. Пройдут века, но люди не забудут, что в период правления королевы Марии Тюдор Англия вернулась в лоно римско-католической церкви.

Мне было хорошо с ним. Хотелось поболтать о детстве, вспомнить, как я впервые его увидела. И как наши матери постоянно шептались между собой, сидя за вышиванием, – они так хотели, чтобы мы поженились. Если бы я вышла замуж за Реджинальда, когда была молода и влюблена в него, вся моя жизнь сложилась бы иначе.

Но из этого ничего не вышло. И сейчас я ждала Филипа, возвращавшегося только затем, чтобы моя страна объявила войну Франции.

Возникла угроза нового мятежа. На этот раз инициатором был Томас Стаффорд – племянник Реджинальда, что меня не на шутку расстроило.

Реджинальд тоже был удручен случившимся. Когда Томас, отказавшийся принять католичество, уехал в Европу, Реджинальд виделся с ним и подолгу беседовал, но все напрасно.

Мать Томаса – Урсула – была дочерью моей незабвенной графини Солсбери, то есть сестрой Реджинальда. Таким образом, со стороны матери Томас был потомком Плантагенетов. Отец его, третий по счету герцог Букингемский, был сыном Томаса Вудстока и внуком Эдуарда III. Другими словами, с обеих сторон – и с материнской, и с отцовской – Томас был королевской крови, что давало ему основания претендовать на престол. Причем он считал, что у него прав больше, чем у меня, ибо, как он заявлял во всеуслышание, я сама потеряла это право, выйдя замуж за испанца.

Обвинения эти звучали настолько самонадеянно и глупо, что можно было бы и не придавать им значения, однако вскоре выяснилось, что Томас не ограничился оскорбительными выпадами, а принялся действовать.

Английский посол в Париже прислал несколько депеш с сообщением, что Анри Второй принимал у себя Томаса Стаффорда, оказывал ему знаки внимания и пообещал дать в помощь два военных корабля.

В один из холодных февральских дней в Лондон прибыл испанский посол Рэй Гомес да Сильва. Я была очень рада, понимая, что его визит связан со скорым возвращением Филипа.

Рэй Гомес был типичным испанским грандом с изысканными манерами. Он умел понравиться, а своими бархатными глазами намекнуть, что и вы произвели на него неизгладимое впечатление.

Не успев ступить на английскую землю, он тут же попросил аудиенции, и я приняла его без промедлений.

Сьюзан шепнула мне, чтобы я была настороже с этой хитрой лисой.

Он с милыми подробностями рассказал о своем путешествии и сообщил, что Филип вполне здоров.

– Его Величество занят делами чрезвычайной важности, – доверительно произнес он, – ведь император передал своему любимому сыну все свои владения.

– Нам многое предстоит обсудить, – заметила я.

– Французы строят бесконечные козни, – сказал Гомес.

– Всегда находятся возмутители спокойствия, и часто это – французы, – ответила я.

– Королю необходима всемерная поддержка.

Он не сказал прямо, что Филип едет, чтобы получить от меня помощь, но это подразумевалось.

– Совет и народ в настоящее время не одобрят вступления Англии в войну.

Он одарил меня лучезарной улыбкой.

– Королева – вы, Ваше Величество.

– Однако необходимо согласие Совета.

– Францию никак нельзя назвать другом Англии.

– Полагаю, этого нельзя с уверенностью сказать ни об одной стране.

Он взглянул на меня с укором.

– Но Испания связана с Англией прочными узами благодаря браку Вашего Величества с моим королем.

– Совершенно верно, – согласилась я.

– Только потому, что король уверен в любви Вашего Величества, он бросает все неотложные дела и спешит к своей супруге.

– Я давно не виделась с ним.

– К его величайшему огорчению, важные государственные дела мешали ему быть рядом с вами.

Я подумала: конечно, это куда важнее – волочиться за красавицами в Брюсселе и иметь любовницей герцогиню Лоррэн. Вслух же сказала:

– Он приезжает, потому что ему нужна помощь.

– Он все время жаждал быть рядом с Вашим Величеством. И только, еще раз хочу подчеркнуть, только новые обязанности мешали ему это сделать.

– Эти обязанности и вынуждают его приехать именно сейчас.

– Любовь, Ваше Величество, только любовь!

Он не отрывал от меня своих прекрасных глаз. Я понимала, что его взгляд тонко предупреждал: если я и Совет будем готовы объявить войну Франции, Филип приедет для совместной выработки стратегии, если – нет, то его хозяин не станет понапрасну тратить время.

Я всеми силами старалась скрыть свои чувства. Во мне бушевала обида.

Гомес терпеливо ждал.

Нет, мысленно спорила я с собой, он хочет быть со своей женой, меня настроили против него, он приедет, и все объяснится.

Наши взгляды встретились: мне не нужна была правда, мне нужен был Филип.

– Французы представляют гораздо большую опасность при Анри Втором, чем это было при Франциске, – только и сказала я.

Но этих слов было вполне достаточно. Гомес одобрительно кивнул – это означало, что Филип приедет.