Нэн Райан - Потому что ты моя

– У тебя куча младших братьев и сестер?

– Нет, я единственный ребенок.

– А, так вот почему ты так избалованна.

– Я? – Сабелла сделала обиженное лицо. – А как насчет тебя? Мне и не придется спрашивать, есть ли у тебя братья или сестры.

– Почему?

– Потому что и так ясно. Ты нахальный, требовательный и упрямый. Скажи мне, ты всегда получал все, что хотел?

Берт добродушно засмеялся.

– Всегда, до тех пор, пока не появилась ты. – Он положил руку ей на колено. – Расскажи мне о...

– Да мне, собственно, нечего рассказывать. У меня есть только Кармелита. Она вдова. Это и есть моя семья. Я уже говорила, мы приехали сюда, чтобы выяснить возможность получения наследства и...

– Чем я могу помочь тебе? Отец – адвокат. Конечно, он уже много лет не практикует, но...

– Нет, спасибо. Теперь расскажи о себе. Ты всегда жил в Южной Калифорнии?

– Я родился прямо здесь, на Линдо Виста, – кивнул Берт, а его указательный палец медленно заскользил вверх по шву ее брюк. Сабелла сжала его руку. – И провел здесь всю жизнь за исключением четырех лет, пока учился в университете.

– Прямо здесь... А эта гора, где мы сейчас сидим, – часть твоего ранчо?

– Да.

– Но это же так далеко от... – Она огляделась. – У вас, должно быть, очень большое ранчо.

– Тридцать три квадратных лье. Он высвободил руку из ее ладоней.

– Тридцать три квадратных лье? – Ее изящные брови поползли вверх.

– Сто сорок шесть тысяч акров, – улыбаясь, уточнил он. – Poso mas о menos. Чуть больше или меньше.

– Оно просто гигантское.

– Одно из самых больших в Калифорнии. В лучшие времена в Линдо Виста держали тысячу голов скота, а лошадей вдвое больше.

– Должно быть, трудно составить точную карту для таких владений, – вслух размышляла Сабелла.

– А ты знакома со старыми картами испанской Калифорнии?

– Немного. Твои предки испанцы?

– Нет.

– Я думала, что большинство земель в Южной Калифорнии переданы испанской короной по дарственным документам испанским семьям.

– Так и есть. Большая часть Линдо Виста – двадцать два квадратных лье – когда-то принадлежала аристократическому испанскому семейству.

– А ты не помнишь, как их звали? – как можно небрежнее спросила Сабелла.

– Конечно, помню. Карилло. Эта земля много лет назад была дарована дону Паскалю Антонио Карилло, а он, в свою очередь, передал ее своим потомкам. В сорок восьмом, после войны, мы купили ранчо у наследников Карилло и уплатили тогда баснословную по тем временам цену. В том же году отец женился на моей матери.

Берт не замечал, как сузились глаза Сабеллы.

– Как только они поженились, отец привез молодую жену в Линдо Виста, и они поселились в гасиенде – испанском доме на ранчо, который был построен в 1830 году старшим Карилло. Я родился год спустя после свадьбы.

– Значит, старый дом сохранился?

– Милая, это же особняк. Он построен навечно. Большой, красивый, старый дом с прекрасной мебелью.

Берт рассказывал так, словно ему нечего было скрывать. Во время страшной засухи шестидесятых годов большинство владельцев ранчо в Калифорнии разорились, и именно тогда Бернеты добавили к обширной империи Линдо Виста земли, купленные по смехотворно низкой йене.

Во время рассказа серые глаза Берта горделиво блестели. Он любил эту землю и собирался всю жизнь прожить здесь.

– В Линдо Виста есть все географические зоны, – продолжал он. – Вдоль западной границы тянется несколько миль нетронутого побережья, затем к югу – берег реки Санта-Маргарита, на севере каньон Трабуто, а на востоке – огромная долина, расстилающаяся до гор Санта-Ана и дальше – к жарким пустыням.

То воодушевление, с которым Бертон, молодой, богатый и самоуверенный владелец Линдо Виста, рассказывал о своем ранчо, Сабеллу сердило и одновременно причиняло боль.

Ну, что ж, ее план осуществится именно благодаря его невероятной самоуверенности. Бертон Дж. Бернет привык получать все, что ему захочется, привык, когда красивые женщины сами бросаются к нему на шею, а в Сабелле он видит всего лишь одну из тех, кто мечтает провести в его объятиях несколько волшебных ночей. Избалованный и пресыщенный, он никогда не знал горя, у него не было даже просто неудачных дней. Что ж, она подарит ему все это.

Сохраняя беззаботный вид, Сабелла осторожно выспрашивала новые подробности жизни на Линдо Виста. Берт рассказал ей, что его отец уже стар и очень болен, а мать оставила их, когда он был совсем мальчиком.

– Твоя мать бросила тебя? – искренне изумилась Сабелла. Она никогда не встречала в газетах упоминаний о жене Рейли Бернета и полагала, что она умерла.

– Моя мать была намного моложе отца. Когда они познакомились, ей было около двадцати, а отцу сорок два.

Заходящее солнце окрасило гладкие смуглые плечи Берта в кирпичный цвет. Не мигая глядя на закат, он сказал:

– Мать была молодая, красивая аристократка из Сан-Франциско. У нее были самые рыжие волосы, зеленые глаза и белая кожа, какие только возможны в природе. Отец боготворил ее, умолял стать его женой.

– Ему долго пришлось уговаривать ее?

– Недолго. Они поженились через несколько недель после знакомства. Он привез ее в Линдо Виста и дал ей все, что она хотела.

Берт потянулся к лежащей на земле рубашке и достал из нагрудного кармана сигару и коробок спичек. Сабелла взяла спички, чиркнула и поднесла пламя к кончику сигары.

– Но она не была счастлива? – Сабелла глядела прямо в его серые глаза.

Берт пустил кольцо дыма.

– Очевидно, нет. В то лето, когда мне исполнилось шесть лет, мать, ее звали Дейна, поехала на месяц в Сан-Франциско, а отец и я остались на ранчо. Там на вечеринке в Ноб Хил она познакомилась с красивым мексиканцем. – Берт выпустил новое кольцо дыма и откинулся на руку. – Должно быть, это была любовь с первого взгляда. Мать тут же развелась с отцом, вышла замуж и уехала в Мехико.

– Не может быть!

– Увы! И разбила сердце отцу. Он от этого так никогда и не оправился. – Берт вдруг усмехнулся. – После этого отец прогнал с Линдо Виста всех, у кого были испанские или мексиканские имена: старых compadres, много лет работавших на него; целые семьи, жившие в глиняных домиках на ранчо; детей, которые здесь родились; десятки vacueros, лучших ковбоев во всей Южной Калифорнии. Всю прислугу из дома. Кухарок, горничных, дворецких. Всех.

– Но это несправедливо, – сказала Сабелла, хотя она не была удивлена этой жестокостью, зная, каковы они оба: и отец, и сын.

– Да, конечно, – согласился Берт. – Несправедливо. Нелогично. Глупо. Но когда людям плохо, они иногда делают бессмысленные вещи. Кто знает, как бы мы вели себя в таких обстоятельствах.

Сабелла молчала.

– И, наверное, то же самое можно сказать и о матери. Люди осуждали ее, но, может, она иначе не могла?