Сандра Дюбэй - Неукротимый

Нет, нет, ее вины ни в чем нет!

Окончательно успокоилась Ребекка уже в зале суда, когда услышала крики собравшихся. Чего только не выкрикивали они, каких только наказаний не призывали на головы пиратов! А с их капитаном толпа требовала поступить особенно сурово. Чем Габриель Форчун лучше печально знаменитого капитана Кидда? А того, как известно, не просто казнили, но обмазали уже мертвое тело грязью и оставили висеть на цепях в назидание и устрашение всем. Так почему бы не устроить такую же показательную казнь и над капитаном Форчуном? Хорошо бы, говорили они, повесить его труп в устье реки на всеобщее обозрение, и пусть себе болтается там, покуда не останется один скелет.

Эти слова заставили Ребекку вздрогнуть. Но вскоре ей удалось вновь обрести подобие душевного покоя. Габриель – пират, такой же, как и весь его экипаж. А значит, они заслуживают кары за свои злодеяния.

Что же до самой Ребекки… Разве она не поступила так, как и должна была на ее месте поступить любая добропорядочная уроженка Виргинии? Ей не в чем винить себя. Напротив, если бы сидящие в зале люди знали о ее роли в этом процессе, они, без сомнения, устроили бы ей овацию.

Оставалась еще одна вещь, которую ей необходимо было сделать. И она тоже касалась Габриеля. Шайна непременно должна узнать о том, какая участь постигла ее любовника, этого разбойника, которого она увела, украла у своей кузины.

Переходя улицу и направляясь к дому, где жил старинный друг их семьи, Ребекка поклялась сама себе, что прежде, чем ночь упадет на землю, маленький белый бумажный конверт начнет свой далекий путь – за океан, в Лондон.

К Шайне.

Стук колес растаял в тишине сырой туманной ночи за окном, и Шайна невольно вздохнула. Она стояла в гостиной дома на Джермин-стрит. Этот дом снял Йен Лейтон к их приезду в Лондон.

Позади остался тягостный, бесконечный месяц, ничем не напоминающий медовый месяц молодоженов. Каждый день превращался для Шайны в борьбу с отчаянием, и всякий раз она проигрывала эту битву. Ее брак с Йеном был фарсом, ложью. С самого первого дня – с того дня, когда за бортом «Приключения» растаял вдали берег, – она жила в постоянном, непрекращающемся кошмаре.

Вскоре она убедилась, что Йен не стремился к тому, чтобы они с Шайной стали мужем и женой на деле, а не на словах. И это при том, что он так упорно добивался ее руки! Близости между ними не было не по вине Шайны. Йен был рассеянным, мысли его постоянно блуждали где-то далеко, и он не обращал никакого внимания на свою молодую жену. Возникало ощущение, что он медленно, но верно сходит с ума. Позади осталась Америка, впереди их ждала Англия, безбрежный океан расстилался вокруг, но взгляд Йена оставался равнодушным и рассеянным.

Он был занят другим делом – он пил.

Пил, убеждая себя, что алкоголь – это сильный афродизиак, то есть средство, повышающее мужскую силу, влечение, желание.

Он пил еще больше, но ничего не менялось.

И он снова пил, надеясь, что наступит день, когда к нему вернется нормальная жизнь. Надежда на возвращение к нормальной жизни и прежде жила в нем.

А затем он встретил Шайну – и все полетело кувырком.

Та ночь, когда он встретил ее в лесу возле Фокс-Медоу, всколыхнула его душу, пробудила прежние надежды и мечты. Случилось то, чего, по его мнению, уже не могло с ним случиться.

И сейчас, став мужем Шайны, он не делал никаких шагов к физической близости с нею – только ждал. Ждал, когда в них обоих произойдут желанные перемены: к нему вернется его мужская сила, а в ней пробудится любовь к своему мужу.

Мысль об обладании этой женщиной сводила Йена с ума. Все свои надежды, все свое будущее он связывал с нею – и только с нею. Она будет с ним, она будет принадлежать ему – он поклялся себе в этом и сдержит клятву, чего бы это ему ни стоило. Во имя своей цели он лгал, обманывал, прибегал к шантажу. Он сокрушил своего самого опасного врага – Габриеля Сент-Джона. Он все это сделал.

И что в итоге?

Шайна презрительно усмехнулась, вспомнив свои брачные ночи на борту «Приключения». Йен делал отчаянные попытки закрепить их брак физической близостью. Ей неприятно и грустно было наблюдать за его усилиями. Она терпеливо лежала рядом с Йеном, и он пожирал ее глазами, обнимал, ласкал, целовал…

Но как только дело доходило до главного, силы изменяли Йену, и он ничего не мог поделать – ни с ней, ни с собой.

Ночь сменялась следующей ночью, Йен снова ласкал Шайну, шептал страстные слова, а затем вновь и вновь оказывался несостоятельным. А Шайна все чаще задумывалась о том, какую же цену ей пришлось заплатить за свободу Габриеля. За его жизнь.

Нет, она не стремилась к нормальной супружеской жизни с Йеном, напротив, с самого начала ей было понятно, что их брак раньше или позже станет фиктивным. Но он стал таким с самого начала – и это ее настораживало. Кроме того, она видела, что при каждой новой неудаче взгляд Йена становится все более хмурым и безумным – и это уже пугало. Постельные поражения били не только по самолюбию Йена, но и по его психике: слишком много надежд у него было связано с Шайной. И вот мало-помалу он стал считать ее причиной и источником своих неудач.

Шайна все видела и все понимала. И теперь, когда ужасный мучительный медовый месяц на борту «Приключения» остался позади, она всерьез опасалась той ненависти, что накопилась за это время в душе ее мужа.

После приезда в Лондон Шайна все чаще и чаще стала оставаться в доме одна: Йен с головой погрузился в собственную жизнь. Теперь он все чаще проводил ночи напролет в странном, призрачном мире, скрытом от любопытных глаз, – в тайных, спрятанных в укромных местах Лондона игорных домах и притонах, где широкоплечие владельцы этих заведений равнодушно и свысока посматривали на суетящихся, нервных, с бегающими глазами клиентов.

Йен уходил из дома все раньше и возвращался все позже – только под утро, а то и к обеду. Все глубже он погружался во мрак и уныние. Солнечный свет стал ненавистен ему: увидев его поутру, Йен с нетерпением ждал минуты, когда безжалостное светило начнет клониться к западу и можно будет наконец уйти, убежать из ставшего постылым дома.

О женщине, которую он оставляет в этом доме, о женщине, одиноко лежащей в необъятной супружеской постели в их спальне на втором этаже, он не думал. Или старался не думать.

Шайна покинула гостиную и спустилась вниз, на первый этаж, по полутемной лестнице. В нижних комнатах было сумрачно, лишь кое-где светились зажженные свечи. Да и к чему их жечь? Все равно никто не появится, не зайдет на огонек.

Не придет? Но откуда же у нее такое странное ощущение, предчувствие? Почему она словно ждет кого-то?

Шайна подумала о том, что об их с Йеном приезде в Лондон было напечатано во всех газетах. Каким бы ни было положение Йена в обществе, каким бы ни был круг его друзей, оставались еще друзья ее покойных родителей, которые помнили, не могли не помнить их. Почему бы им не прийти и не поздравить ее с законным браком. Ведь ее муж тоже принадлежит к обществу – он сын графа Деннистона, пускай и младший, но сын. Шайна не была знакома с графом, своим свекром. Он не входил в число друзей ее отца, не бывал у них в доме. Все, что она знала о нем, так это то, что он богат – очень богат! – и безвыездно живет в своем загородном имении. Вот и все. Ничего больше добавить она не могла.