Сандра Дюбэй - Неукротимый

– Но как? Почему? – недоуменно воскликнула Шайна.

– Это случилось несколько лет тому назад. Йену тогда только-только исполнилось двадцать. Он был дикий, неуправляемый, как и многие молодые люди в его возрасте. Ну так вот. По Лондону разнеслась молва, что он соблазнил и обесчестил молодую девушку – из хорошей, но не знатной семьи. Она забеременела. Пошла к Йену и рассказала ему об этом в надежде, что он женится на ней. Он над ней посмеялся и прогнал прочь. Несчастная пошла к реке, протекающей через поместье графа Деннистона, и утопилась.

– Бедняжка, – на глазах Шайны появились слезы. – Теперь понятно, почему лорд Деннистон не хочет видеть Йена.

– И не только поэтому, – сокрушенно добавила леди Саттон. – Отец девушки поклялся отомстить за нее. Вместе со своим братом он подстерег Йена однажды ночью, когда тот возвращался в имение из Лондона. Они жестоко избили его и поклялись, что этот мерзавец никогда больше не сможет ни одну девушку сделать несчастной. Они попытались… – леди Саттон деликатно кашлянула. – Попытались кастрировать его. Ты понимаешь?

Щеки Шайны вспыхнули. «Они достигли своей цели», – подумала она.

Леди Саттон тем временем продолжала:

– Йен подал в суд на отца погубленной им девушки и на его брата. Он сделал это вопреки воле лорда Деннистона. Их судили и приговорили к повешению. У Йена была возможность спасти им жизнь. Он мог посчитаться с их горем и просить суд смягчить наказание, тем более что сам был всему виной. Но он не сделал этого. Их казнили, а лорд Деннистон отрекся от Йена.

Шайна в ужасе оцепенела, не в силах воспринять все услышанное. Словно сквозь туман до нее доносился дальнейший рассказ леди Саттон:

– Йена выгнали из семьи. Все, что он получил, это скромное наследство, полученное им от бабушки по материнской линии. Чтобы сводить концы с концами, он пошел учиться на врача…

Шайна кивнула с отсутствующим видом. Она знала, что Йен учился на врача. Не знала она только того, что предметом его медицинских исследований был поиск лекарства от импотенции. Да, Йен не захотел спасти жизнь своим обидчикам, но они все-таки добились своего, заставив Йена провести остаток жизни в аду.

– Отец так и не простил его? – спросила Шайна. – Так и не хочет ничего знать и слышать о нем?

Леди Саттон отрицательно покачала головой.

– Нет. Ни отец, ни брат. Никто не собирается его прощать. И никто не хочет его видеть у себя – никто во всем Лондоне.

– Я тоже не хочу видеть его, – прошептала Шайна, с ужасом вглядываясь в свое беспросветное будущее. Впереди – только мрак. Мрак и одиночество.

Леди Саттон наклонилась и взяла Шайну за руку.

– В Лондоне многие, очень многие хорошо помнят твоих родителей, дорогая. И многие хотели бы видеть тебя. Но они не могут приглашать тебя одну, без мужа, и не могут прийти сюда. – Она неожиданно улыбнулась. – А я решила, что могу. И ты – приходи ко мне, а я постараюсь в этот день собрать у себя твоих прежних друзей.

– Но я не хочу, чтобы вы рисковали из-за меня своей репутацией, – возразила Шайна.

– О моей репутации не беспокойся, – ответила леди Саттон, вставая со стула. Она еще раз улыбнулась, накидывая на плечи плащ. – Ну, мне пора идти.

Шайна проводила гостью до двери, и леди Саттон на прощание нежно прижала ладонь к щеке Шайны.

– Мы вскоре увидимся.

Она поцеловала Шайну, взметнула буйной гривой огненных волос и исчезла за дверью, в туманной и слякотной лондонской ночи.

Застучали, удаляясь, колеса экипажа. Послушав немного их исчезающий, тающий звук, Шайна вернулась в дом. Прошла в гостиную и присела на стул – тот самый, на котором сидела леди Саттон.

Еще недавно она думала, что попала в ситуацию, хуже которой не бывает. Как бы не так! Еще как бывает! Йен оказался изгоем, паршивой овцой, и, выйдя за него замуж, она и сама стала такой же: неприкасаемой.

– Миледи? – Перед нею возник Йетс с серебряным подносом в руке. – На ваше имя пришло письмо.

– Благодарю вас, – ответила Шайна, протягивая руку к конверту. – Если еще кто-нибудь придет, – она имела в виду мужа, – скажите, что я уже легла.

Йетс молча поклонился.

Шайна поднялась наверх, в свою спальню, где неяркое пламя камина безуспешно боролось с темнотой и сыростью ночи, плотным плащом окутавшей Лондон.

По надписи на конверте Шайна поняла, что письмо – от Ребекки. Она вздохнула и сломала сургучную печать. Сердце ее бешено забилось, как только она развернула лист бумаги: первым словом, которое выхватили ее глаза, было «Габриель».

Шайна тут же, не читая, сложила исписанный лист. Ей не хотелось ничего знать о Габриеле. Ей не хотелось читать жалобы и извинения Ребекки. Ребекка лишилась своего жениха. Ничего! Бог даст, найдет другого! Что она может знать об истинном несчастье? Что она понимает в рухнувших надеждах? Помолвка расстроилась – тоже мне трагедия! А что бы сказала ее кузина по поводу брака с человеком, которого не любишь? С человеком, которого, как выясняется, ни один порядочный горожанин и на порог к себе не пустит? И что бы сказала Ребекка по поводу одиночества, когда ты чувствуешь себя узницей в собственном доме и знаешь, что никто не придет, не позвонит в дверной колокольчик? И только слуги – твои собеседники и слушатели, потому что тебя угораздило стать женой человека, повинного во многих смертях: в смерти юной девушки… ее нерожденного ребенка… ее отца… ее дяди…

Шайна выдвинула ящик туалетного столика и бросила в него письмо. Может быть, она и прочитает его, но после… после…

А может быть, не станет его читать никогда.

Ребекка, Габриель, Виргиния – все это осталось далеко позади, в прошлом. Зачем вспоминать его, зачем ворошить, зачем бередить старые раны?

И свежих хватает.

В висках запульсировала, забилась боль.

Она росла, ширилась, разливалась по всему телу.

Шайна позвонила горничной, разделась с ее помощью и забралась в огромную, холодную, пустую постель.

Три недели миновало с той ночи, когда леди Саттон навестила Шайну и открыла ей ужасную, горькую правду. Она приглашала навестить ее, повидаться со старыми друзьями, но Шайне нелегко было пойти на этот шаг. Да, они не стали бы обсуждать с нею поведение Йена, не стали бы ни в чем упрекать ее, но Шайна прекрасно понимала, в каком затруднении они оказались бы. Ведь как бы то ни было, никто из них не смог бы пригласить Шайну к себе в дом без мужа. И навестить ее в доме на Джермин-стрит тоже не смог бы…

Поначалу она сильно переживала из-за этого, постоянно думала об этом. В глазах света Йен был навсегда опозорен и имя его было проклято. Бесчестный, безжалостный убийца.

И лишь немногие могли догадаться, чем на деле обернулась для Йена месть родственников погибшей девушки.