Персия Вулли - Гвиневера: Королева Летних Звезд

– Дагонет был с нами в походе, – шепнул Артур, наклонившись ко мне. – Он доблестно служил как пеший воин, но его веселые ужимки у лагерного костра оказались более полезными. За остроумие Гавейн прозвал Дагонета королевским шутом.

– Ваше величество, – закричал Дагонет, низко склоняясь перед нами, – позволите ли вы, чтобы я вел этот праздник, потому что чародея нет, он где-то ходит, – развлекая людей?

Шут показывал в танце последние подвиги участников похода – он изображал то хвастливого воина, то умирающего врага. Представляя кузнеца, в услугах которого нуждались постоянно, Дагонет чинил погнутый меч с таким удовольствием, что ухитрился ударить большой палец о воображаемую наковальню, и даже комически изображал верховного короля, ведущего на врага своих рыцарей на конях, а закончил показом триумфального возвращения в Силчестер.

– И все это, – закричал Дагонет, заканчивая выступление, – все это для нашего дела, для процветающей Британии, верной королю Артуру и освобожденной от завоевателей.

Я тоже смеялась и хлопала в ладоши, когда Дагонет раскланивался, думая о том, что шут может быть очень полезен, если будет напоминать людям о наших великих целях.

– А теперь, мои друзья, – объявил шут, – пришло время выразить наше почтение их светлостям и получить подарки каждому доблестному воину, чтобы можно, было смело сказать, что Артур самый щедрый из королей.

Первым среди героев был Гавейн. Когда Дагонет поведал о его схватке с ирландским воином, зал загремел от аплодисментов: принц Оркнейский не победил Мархауса, но он гордился тем, что дрался с ним, пока они оба не упали. Когда Артур снял с руки свой самый широкий золотой браслет, Гавейн ухмыльнулся и заулыбался, напомнив мне проказливого мальчишку, каким я знала его в детстве.

Кэю достался изысканный браслет, потому что сенешаль любил такие вещи, даже если они когда-то принадлежали кому-то другому. Красивое золотое ожерелье отложили для Бедивера, который отдал руку на службе своему королю. Советник короля был ранен слишком тяжело, чтобы присутствовать на празднике, но все видели, как заботится о нем Артур.

Итак, мужчины выходили вперед, чтобы получить то, что им предназначалось, становились на колено и благодарили нас каждый по-своему. Пеллинор и Ламорак, Грифлет и Герайнт, Кадор из Корнуолла, Паломид и Пеллеас. Назывались имена и раздавались награды.

Я удивилась, когда Дагонет назвал имя Акколона Галльского. Это был молодой воин, который пришел служить Артуру, но был соблазнен феей Морганой. В моем воображении всплыл образ моей золовки, похожей в бешенстве на разозлившуюся дикую кошку.

Увидев Акколона, я подумала, что, может быть, Моргана умерила свое раздражение, или что его стремление к воинской славе было сильнее любви к ней.

Боре из Бретани был следующим, кого удостоили награды. Он быстро пересек пространство перед нами и попросил разрешения представить своего кузена Ланселота. Я подалась вперед, желая увидеть героя, который воспитывался в святилище.

Факелы горели неярко, и в их свете я увидела Кевина, мою первую юношескую любовь. Он вышел вперед и в знак уважения преклонил колено. Я разглядывала темноволосую голову, склоненную перед нами. Я отчетливо слышала удары своего сердца и перевела дыхание только тогда, когда заговорил Артур и незнакомец поднял голову.

У Ланселота было такое же треугольное лицо, как у Кевина, высокий лоб и голубые, широко посаженные глаза под копной черных волос. Но сходство между ними было незначительное, потому что рот незнакомца казался полным и чувственным, совсем непохожим на рот Кевина. И уж, конечно, он не был хромым, как юноша-ирландец.

Я опустила глаза и увидела, как побелели косточки моих пальцев от того, что я вцепилась в ручки кресла.

– Моя дорогая, – ласково сказал Артур, – вот тот воин, о котором я говорил тебе, тот, кто спас жизнь Бедиверу. Ланселот, это моя жена, королева Гвиневера.

Герой неловко повернулся ко мне, он был вежлив, но сдержан. Я улыбнулась и от облегчения, и от удовольствия, испытанного при встрече с ним, но взаимной улыбки не получила.

– Ваша светлость, – пробормотал он, смотря на меня, но меня не видя.

Его отношение меня удивило, потому что для большинства мужчин я была не только королевой, но и другом, и привыкла, чтобы ко мне относились как к другу.

– Мы очень обязаны вашим семьям, – говорил Артур, обращаясь и к Борсу, и к Ланселоту. – Вы всегда приходили нам на помощь, когда мы в ней нуждались. И в знак того, что я ценю ваши заслуги, я дарю каждому из вас кошель золотых монет.

Остальные члены Братства онемели от удивления: в Британии уже много лет не видели монет, и мысль о том, что какой-нибудь воин может получить подобный дар, вызывала изумление.

– Я пришел воевать рядом с тобой не за плату, господин, – сказал Ланселот, глядя на предложенный ему кошель с отвращением.

– Я знаю об этом, – добродушно сказал Артур. – Я знаю об этом очень хорошо. Но даже у сына короля Бана могут быть какие-то расходы, и я не сомневаюсь, что твой отец проявил бы не меньшую щедрость к воину, который служил ему столь же доблестно, как служил мне ты.

Незнакомец по-прежнему колебался, и Артур вышел из неловкого положения, вложив ему в руку кошель с монетами.

– Ради бога, Ланс, возьми деньги, – шепнул он ему. Это же не подкуп, это покажет другим, как высоко я ценю тебя.

Внезапная понимающая улыбка осветила хмурое лицо. Своей улыбкой Ланселот снова напомнил мне Кевина.

– Пусть я всегда буду достоин твоего доверия, – ответил воин, и в эту минуту его голос был живым и восторженным.

На мгновение я подумала, что и я стану участницей этого радостного возбуждения, но Ланселот поднялся с колена и отвернулся, даже не взглянув в мою сторону. Уязвленная этим, я посмотрела ему вслед и подумала, что Владычица Озера не научила его хорошим манерам.

Теперь Дагонет вызывал Агриколу, и радость, с какой меня приветствовал благородный король Демеции, возместила невежливое отношение сына короля Бана. Я подумала, что, может быть, бретонцы чувствуют себя неловко, находясь так далеко от дома.

Представления заканчивались, и я дала знак слугам подавать, оленину. Музыканты играли на дудочках из бузины и барабанах. Блюда торжественно подавались с внутренней стороны круглого стола, на каждом столе было мясо, дичь и фрукты. Когда подавали новое блюдо, раздавались веселые выкрики и довольные восклицания, потому что любовь к сражениям соседствовала у воинов с любовью к пиршествам.

После трапезы, когда бард Ридерик настраивал свою арфу, через зал торопливо пробежал ребенок, размахивая бутылкой, вино из которой плескалось в разные стороны.