Нора Хесс - Шторм

Шторм остановилась и оперлась на черенок лопаты, переводя дыхание, изо рта ее шел пар. Она наблюдала за тем, как Джеб с трудом открыл покрытые инеем ворота загона, вошел туда, утопая в рыхлом глубоком снегу и начал колоть корку льда в поилке для животных. Он хотел вывести в загон на пару часов кобыл Кейна, чтобы те подышали свежим воздухом и погрелись на зимнем солнышке.

Тяжело вздохнув, она покорно взялась обеими руками снова за лопату и принялась сосредоточенно чистить снег со двора. Примерно около часа она расчищала дорожки, ведущие от дома к уборной и конюшне. Узкие расчищенные пути выглядели как туннели или прямые русла среди высоких берегов – сугробов, возвышавшихся по обеим сторонам от тропинок. Они доходили Шторм почти до плеча.

Обычно расчисткой снега занимался Кейн, старику Джебу не позволял взяться за лопату его застарелый ревматизм. Но в последние дни брат Шторм не мог ничего делать, он только ворчал и злился, так что казалось, он сведет в конце концов окружающих с ума. Что же касается Рейфа, то он в эти дни редко заглядывал на ранчо. Почти все свое время он проводил с Бекки.

Шторм улыбнулась, и ее улыбка была исполнена одновременно счастьем и печалью. Шторм была счастлива за Бекки: та, конечно, заслужила, чтобы ее жизнь озарилась, наконец, светом радости. Но Шторм будет так ужасно не хватать Бекки, когда Рейф увезет свою жену в Орегону.

Однако, напомнила себе Шторм, после праздников ее самой здесь тоже не будет. Той бесконечной черной ночью, когда она лежала без сна, после того как Уэйд покинул ее, словно одну из своих случайных женщин после торопливой мимолетной близости, она приняла твердое решение: надо возвращаться в Шайенн. Она опять начнет преподавать в школе, но будет беречь себя, чтобы снова не заболеть. Теперь-то Шторм окончательно убедилась, что для нее здесь, в родных местах, нет будущего. Не может же она влачить здесь из года в год жалкую, никому не нужную жизнь.

Наконец все дорожки были расчищены, и Шторм взглянула вверх на серое низко нависшее небо, надеясь, что снегопада не будет по крайней мере еще пару дней.

С лопатой, закинутой на плечо, она вошла в дом и, поставив ее в коридоре у стены, тщательно отряхнула ноги от снега, прежде чем пойти на кухню.

Шторм снимала сапоги, сидя на лавке и поставив ноги на коврик, предназначенный для этой цели, когда возившаяся у печи Мария повернулась к ней лицом и сердито сказала:

– Он сведет меня с ума!

– Что он еще такое натворил? – устало спросила Шторм, зная, что речь идет о Кейне. Он всех в доме сводит с ума. Хотя, по правде говоря, в первую очередь он сам малость тронулся от того, что так долго вынужден был находиться в четырех стенах.

– Он пытается учить меня готовить! Всю жизнь занимаясь лишь коровами и быками и ничем другим, он вдруг вообразил себе, что он повар, – жаловалась Мария в сильном волнении и негодовании, – мой соус «чили» показался ему вдруг слишком пресным, и он, не долго думая, встал и добавил туда красного перца. А теперь его в рот нельзя взять. Потому что он обжигает рот так, что кажется, глаза вылезут из орбит.

Слушая эту длинную сердитую тираду, Шторм сняла свой жакет и подошла к плите. Она взяла ложку и осторожно попробовала густую красно-коричневую жидкость в кастрюльке, стоявшей на краю плиты.

– О Господи! – охнула она и задохнулась.

Она тут же молниеносно бросилась к раковине и налила себе стакан воды, судорожно орудуя ручным насосом.

– Ну, что я тебе говорила? – спросила Мария, стоя посреди кухни и уперев руки в бока. – Тебе надо поговорить с ним, Шторм.

Шторм вздохнула и закрыла кастрюльку крышкой.

– Я просто не в состоянии сейчас спорить с ним, Мария, его надо проучить за то, что он нам испортил ужин. Подай ему его «чили» в самой большой миске, которая только есть у нас в доме, а мы возьмем себе по большому куску сочного мяса.

– Прекрасная идея! – заметила Мария удовлетворенным тоном. – А теперь садись и выпей чашку кофе с куском яблочного пирога. Ты заслужила это после такой тяжелой работы.

Шторм уже доедала последний кусочек Пирога, когда за дверью послышались шаркающие шаги и скрип сапог. Дверь распахнулась, и на кухню ввалился Джеб.

– Не становись на пол, стой, где стоишь, на коврике! – строго распорядилась Мария. – Я только что выскребла и вымыла полы.

– Я не собирался наступать на твой проклятый пол, – обиженно проворчал старик и взглянул на Шторм. – Шторми, сегодня выдался отличный денек для того, чтобы сходить за рождественской елкой. На дворе подмораживает, снег довольно плотный, и лошади не будут сильно вязнуть в сугробах.

Шторм чуть не послала старика куда подальше, с ее губ уже готовы были сорваться грубые обидные слова. Потому что ей была сейчас противна сама мысль, что надо ехать куда-то в лес и бродить там по глубокому снегу от дерева к дереву в поисках «великолепной ели». Сколько Шторм себя помнила, Джеб каждый год в это время носился с мыслью о «великолепной рождественской ели».

Но тут в доме что-то с грохотом упало, и послышался недовольный голос Кейна, извергающий ругательства и проклятия. Это изменило настроение Шторм, и она решила, что лучше уж шляться по лесу в поисках рождественской ели, чем сидеть за столом с осатаневшим от безделья братом.

Улыбнувшись старику, она сказала:

– Подожди, пока я допью кофе.

– Тебе бы только спорить со мной, Шторми, в тебе слишком силен дух противоречия, – прошамкал старик, увязая в снежном сугробе и сердито пытаясь выбраться из него. – Я же говорил тебе, что самые лучшие ели растут в долине.

– Джеб, я вовсе не упрямлюсь, – принялась спорить с ним Шторм, хлопая в ладоши, чтобы немного разогнать кровь и согреть озябшие в рукавицах пальцы.

– Мы уже битый час топчемся на одном месте, и я выбилась из сил и замерзла. Вон то дерево – вполне великолепное. А если мы срубим какое-нибудь более высокое, мы просто не сумеем довезти его домой.

– О чем ты говоришь? Мой конь способен дотащить до дома два таких дерева!

– Ну допустим, однако поместится ли такая громадина в комнате? Ты же знаешь, что высота наших потолков – не более десяти футов.

Она передала топор Джебу и тот, бормоча себе что-то под нос, заковылял за ней.

Джеб уже до сердцевины дорубил ствол, составлявший в диаметре примерно четыре дюйма, когда у Шторм появилось неприятное ощущение, что за ними кто-то наблюдает. Мурашки забегали у нее по спине, и она зябко передернула плечами.

Она резко повернулась и задохнулась от страха.

– Джеб! Смотри!

Джеб взглянул в ту сторону и затаил дыхание.

– Дикий жеребец! – только и сумел выдавить он чуть слышно из себя.

Дикий жеребец стоял примерно в двадцати ярдах от них. Его шкура была неухожена, шерсть висела клочьями, однако мерцала безупречной белизной, сливаясь со снежным покровом.