Эмма Драммонд - Прозрение

– «Возможно»! Хорош ответ для молодого человека двадцати четырех лет! – Сэр Четсворт стал нервно ходить из угла в угол, похлопывая ладонью по бедру. – За что же мне такое наказание?! Хватит! Клянусь, что впредь я не позволю тебе ничего подобного!

– Но она не сможет доказать, что я – отец ее ребенка, – робко проговорил Алекс.

Сэр Четсворт резко остановился и со всего размаху ударил кулаком по крышке стола:

– Не в этом дело, любезный сэр! Я не намерен терпеть твоего гнусного поведения. Мальчишка! Ты постоянно ставишь под удар самого себя и всех, кто имеет к тебе хотя бы какое-то отношение! Если уж ты настолько похотлив, что не можешь вести воздержанный образ жизни, то почему же у тебя не хватает ума держать эту сторону твоей жизни в секрете? Неужели перед тем, как залезть в постель к очередной красотке, так трудно выяснить, кто она такая?

Сэр Четсворт подошел к Алексу на расстояние двух футов и, с отвращением глядя в его глаза, произнес:

– Ни разу в жизни я не испытывал такого позора, как во время разговора с леди Лоример. Мне и в голову прийти не могло, что мой сын будет исключен из университета с позором и скроется в неизвестном направлении, не оповестив отца о случившемся и не оставив своих координат. Я еще могу понять твою мужскую слабость: не всякий в твоем возрасте может устоять перед такого рода искушениями… Но трусость… Трусость я не могу терпеть! Человек, занявший место моего законного наследника, не имеет права быть жалким трусом. Ты позоришь память своего брата.

Как бы ни было трудно Алексу выслушивать эту обличительную тираду, он ничего не мог возразить отцу: правда была на стороне сэра Четсворта. Пожертвовав собой ради спасения его жизни, старший брат возложил на плечи Алекса тяжелый долг, – долг, который никто, кроме него, не мог исполнить. Он не принадлежал самому себе, оставаясь в глазах отца всего лишь «заместителем» Майлза.

– Мне очень жаль, сэр… – через силу произнес Алекс.

– Жаль?! – взорвался сэр Четсворт. – После того как ты раз и навсегда закрыл для себя карьеру политика, будучи отчислен из Кембриджа, мне остается лишь одно: предоставить тебе возможность отличиться на другом, возможно более подходящем для тебя, поприще. Я разговаривал с твоими университетскими наставниками, а также с моим старым другом—полковником Роулингсом-Тернером. Невзирая на подробности описания твоих кембриджских похождений, он все же согласился взять тебя младшим офицером в свой полк.

Хочу сразу же поставить тебя в известность относительно того, что этот полк не относится к тем элитным воинским частям, офицеры которых целыми днями праздно шатаются по городу, не зная чем себя занять. Полк Роулингса-Тернера отличается железной дисциплиной – его офицеры всегда стремились на деле доказать верность знамени. Тебе предстоит окунуться в атмосферу верности традициям, упорного труда и порядочности, – может быть, хоть так удастся сделать из тебя человека. Сэр Четсворт закашлялся, а потом продолжил – Насколько я могу судить, единственное, в чем ты преуспел, это в стрельбе по мишеням. Что ж, сама судьба велит тебе идти в стрелки. – Сэр Четсворт снова закашлялся и подошел поближе к теплу камина. – Да, Александр, только армия сможет сделать из тебя человека, и только женитьба поможет тебе остепениться.

– Женитьба?! – В недоумении переспросил Алекс.

– Готовься распроститься с твоим нынешним образом жизни, – произнес сэр Четсворт. – Служба в Даунширском стрелковом полку—это тебе не учеба в Кембридже. Офицеру и джентльмену не пристало залезать в бесчисленные долги, нарушать устав и украдкой водить к себе в спальню юных барышень. Я прослежу за первым, полк – за вторым, а жена—за третьим. – Сэр Четсворт снова приблизился к сыну и отчетливо произнес: – Ты должен будешь представиться полковнику уже в конце этого месяца.

Кровь ударила Алексу в виски. С трудом осознавая, что такое он говорит, он произнес:

– А что, если я откажусь подчиниться вам, сэр? Призадумавшись на несколько секунд, сэр Четсворт ответил:

– В таком случае мне придется порвать с тобой все связи. Тебя объявят банкротом; к тому же вполне вероятно, что семейка Лоример все-таки подаст на тебя в суд и у тебя появятся все шансы угодить за решетку.

Старый человек тяжело опустился в кресло:

– Александр, твоя мать умерла, рожая тебя на свет; Майлз пожертвовал своей жизнью ради того, чтобы ты остался на этом свете. Неужели ты не чувствуешь себя хотя бы немного в долгу перед этими людьми?

Что мог он ответить на эти слова? Он понял, что судьба его окончательно и бесповоротно решена. Скорее от отчаяния Алекс решился задать следующий вопрос:

– Насколько я понимаю, вы уже выбрали для меня невесту, да?

– Конечно выбрал. Мне осталось лишь обговорить некоторые подробности перед объявлением помолвки.

Джудит Берли сидела у секретера и писала ответы на письма. Сначала она ответила отказом на три приглашения, но через несколько минут, хорошенько поразмыслив, скомкала исписанные листки бумаги и стала писать новые послания, в которых сообщала, что обязательно придет в назначенное место в назначенный час. Даже при всем желании ей бы не удалось полностью выполнить обещанное—все три званых ужина были назначены на один и тот же вечер. В этом решении была некоторая доля цинизма: коль скоро ее присутствие так высоко ценится в обществе, она имеет право покапризничать. Уже одна мысль о том, как расстроятся двое из пославших ей приглашения и как станут они завидовать третьей, доставляла ей неописуемое удовлетворение.

Джудит вздохнула. Вдруг ей расхотелось вообще куда-либо идти, и она, скомкав очередные три листка, бросила их в корзину для мусора. Она подошла к окну и стала наблюдать за влюбленными парочками, чинно прогуливавшимися вдоль улиц под яркими лучами апрельского солнца. Как хорошо они выглядели со стороны—эти симпатичные девушки в сопровождении внимательных, предупредительных молодых людей; им было так хорошо вместе, и они надеялись, что наступающее лето принесет им еще больше радости. Они будут кататься на лодках по Темзе, скакать на лошадях в парках, устраивать пикники и флиртовать долгими летними вечерами под сенью цветущих деревьев. Стараясь не отстать от моды, девушки наряжались в тонкие муслиновые платья с кружевами, покрой которых подчеркивал стройность их талий… Шелковые ленточки на шее, широкополые шляпы в романтическом стиле, отбрасывающие тени на их очаровательные личики, наряды, дразнящие воображение пылких поклонников.

Начало лета всегда отмечалось невероятно большим количеством помолвок и свадеб – таковы были плоды «весенней горячки», охватывавшей молодежь обоих полов. Громко звонили колокола на церквах; бумажные ливни конфетти сыпались на головы гостей, едва способных удержать слезы от нахлынувших чувств. Невеста всегда в фате, с ярким румянцем смущения на щеках, жених – гордый, с порозовевшими от волнения ушами.