Эмма Драммонд - Прозрение

Он посмотрел на дверь, оставшуюся запертой, и предпринял последнюю попытку:

– Подумай о тете Пэн. Она совсем недавно поправилась. Любые переживания могут обострить ее болезнь, а она очень волнуется из-за тебя.

Он вернулся в гостиную, сбитый с толку и рассерженный, и доложил о своем провале. Он разозлился еще больше при виде неподдельного горя пожилой дамы. Спустя четверть часа он ушел.

И только когда он вернулся в казарму и, налив себе выпить, стоял у окна, он осознал, что его злость связана со странным чувством ответственности за девушку, ставшую ему близким другом за последние два месяца. Он размышлял над сообщенными ему фактами и все больше и больше впадал в задумчивость. Значит, бур выстрелил у нее на глазах в Нейла, хотя тот не был в военной форме. Едва ли это было типичным поведением для врага: стрелять в случайного гражданского, безоружного и сопровождающего женщину.

Но самым удивительным было то, что, став свидетелем такой трагедии, Джудит перевязала ужасающую рану, посадила Нейла в седло и в одиночку доставила его в город.

Джудит всегда озадачивала его, но никогда так, как в этот раз. С того дня, когда она согласилась на их женитьбу, он считал ее необъяснимо алчной, чопорной и холодной. Когда она внезапно разорвала их помолвку, которую до этого всеми силами старалась сохранить, он подумал, что она преследует какие-то свои, далеко идущие цели.

Он надолго выбросил ее из головы и был потрясен, когда узнал, что всю осаду она находилась в Ледисмите. Он припомнил, что испытал чувство, похожее на ярость, когда увидел ее в день снятия осады. Другие женщины выглядели немногим лучше, но она казалась более пострадавшей, и неприятное чувство ответственности кольнуло его.

Потом он узнал о ее мужестве и терпении, когда она ухаживала за больной теткой. Ему рассказали о том, сколько концертов она дала, как успешно учила детей в то время, когда эти вещи казались немыслимыми. И все это обрисовало ему личность, совершенно не похожую на ту, что он знал.

Она снова поразила его, предложив ему дружбу в такой ситуации, когда ее репутация могла серьезно пострадать. Для девушки, когда-то столь чувствительной ко всяким условностям, она проявила редкостное безразличие к мнению света. За последние несколько недель они сблизились, и он находил ее компанию приятной. Ее спокойное отношение стало мирным островом в океане его переживаний. Ее незаметное присутствие было желанным отдохновением от бури, бушевавшей в нем с того утра в усадьбе.

И вот теперь, когда он мог поклясться, что начал узнавать ее, еще одно превращение. Нейл был ранен у нее на глазах, это несомненно, но в Ледисмите было достаточно ужасов, чтобы сломить любую женщину. Почему же она не выдержала сейчас? Если она так его любит, она должна была бы быть у его постели, а не скорбеть в одиночестве.

Она оставалась там и следующий день. Во второй половине дня Алексу принесли записку, что лейтенант Форрестер пришел в себя и просит его срочно прийти. Алекс вихрем прискакал к больнице и у палаты, где лежал Нейл, обнаружил полковника Роулингса-Тернера. Алекс остановился.

– Добрый день, сэр. Я… мне сказали, что Нейл хочет меня видеть.

– Совершенно верно, – последовал сердитый ответ. – Никого не хочет видеть, пока не поговорит с вами. Врач уверил меня, что шанс выжить у него есть, но только если ему будет обеспечен покой. Тем не менее вы должны выяснить у него, что случилось, мой мальчик. Если в окрестностях города засел отряд буров, мы должны разыскать их. Не мог же стрелять кто-то другой.

– Да, – согласился Алекс. – Я сделаю все, что смогу, сэр.

Когда он вошел, сестра посмотрела на него и улыбнулась.

– Я даю вам пять минут, – сказала она и вышла. Положив каску на стол в изножье кровати, Алекс обошел вокруг, чтобы посмотреть на Нейла. Оказалось, что тот спит. Внезапно его охватил гнев из-за того, что мужчина, с молоком матери впитавший военные традиции, был застигнут вражеской пулей во время прогулки верхом со своей милой, безоружным, в гражданской одежде. Если в результате этого он умрет, какая это будет жестокая гримаса судьбы.

– Нейл… это Алекс, – тихо позвал он. – Я понял, что ты хотел меня видеть.

Медленно открылись карие глаза. Прошло время, прежде чем в них появилась искорка узнавания. Алекс улыбнулся и присел на край кровати.

– Мы рассчитываем, что ты выкарабкаешься, старик. Нельзя, чтобы в полку было слишком много таких шалопаев, как я.

Нейл возбужденно схватил его за рукав.

– Джудит… Джудит…

– С ней все в порядке, – успокоил его Алекс, – но она ужасно переживает из-за тебя.

Темная голова мотнулась на подушке.

– О Боже, ты должен помочь ей. Алекс поднял бровь:

– Каким образом?

Лежавший в постели дышал с трудом, и Алекс наклонился ближе, чтобы слышать его. В нем начало зарождаться нехорошее предчувствие.

– Сейчас ей больше никто не может помочь, – донесся прерывистый шепот.

– Я… не понимаю, – медленно сказал Алекс. – Что ты хочешь этим сказать?

– Для нее всегда был только ты. Если ты не поможешь ей сейчас… – он крепче сжал рукав Алекса. – Он… выстрелил, прежде чем я успел как-то защитить ее. Я пытался… перед Богом клянусь, я пытался подняться… но не мог двинуться. Он увел ее под дулом винтовки… в… в лесок. Он увел ее под дулом винтовки. Боже, я никогда не забуду, в каком она была виде…

Он замолчал и отвернулся к стене, но Алекс уже не видел его. Едва сознавая, что полковник поднялся ему навстречу, ожидая объяснений, а сестра улыбкой прощается с ним, он вышел по коридору на улицу, на свет умирающего дня.

Зарево заката било ему в глаза, пока он галопом скакал от военного городка к Ледисмиту. Он вспоминал о своей первой встрече с ней в розовом саду в Холлворте. Она была такой чистой и ослепительно красивой в белом с серебром. Потом тот новогодний бал, когда он сказал ей, что их полк отбывает. Нежно-абрикосовый цвет ее платья бросал отблески ей на щеки, но она проплыла мимо него с высоко поднятой головой. Гораздо позднее она прошла через толпу газетчиков и заставила их замолчать одной улыбкой. Образованная, целомудренная – и мужественная. Она была леди во всех смыслах этого слова.

Мысль о негодяе, обесчестившем ее в лесу, на чужбине, заставляла его кровь кипеть в жилах от ярости. Ее светлые, сияющие волосы, перепачканные землей, грубые, грязные руки на этой гладкой коже. Ее гордость, уничтоженная под грубым натиском животной похоти. В его груди поднималась жажда мести. Он представлял себе ее борьбу, крики, мольбы и хлестал плетью по крупу коня, заставляя его мчаться еще быстрее. Если бы он узнал об этом раньше!

Он подскакал к дому и перемахнул через низкий заборчик, огораживающий сад. Соскочив с седла, он бросился к дверям и ворвался в гостиную.