Филип Шелби - Оазис грез

– Благодарю вас, Эмиль.

Катя присутствовала на совещании в кабинете отца. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. На ней была длинная разноцветная крестьянская юбка, вышитая блузка в русском стиле и уже основательно поношенные, но содержавшиеся в приличном состоянии сапожки. На лбу она повязала зеленый шарф, концы которого свисали на спину. Утром в гостинице, когда она одевалась, она понимала, что будет выделяться. Кабинет ее отца был обставлен в подлинно американском стиле, мебель вишневого дерева из северо-западных районов тихоокеанского побережья, узловатого орехового дерева из Каролины, мягкие сосновые панели из Новой Англии. Все мужчины будут, конечно, одеты в костюмы фирмы «Брукс бразерс».

Когда Катя представила себе все это, ее протест несколько усилился. Провалиться ей на месте, если она поменяет стиль своей одежды. А теперь она чувствовала себя неловко, и ее поступок казался ей мелочным и недоброжелательным.

– Эмиль, его уже привезли? – спросила она, глядя на уличное движение по Парк-авеню.

В отличие от большинства других финансовых учреждений, «Мэритайм континентал» сторонился Уолл-стрита. Александру приятнее был адрес угол Парка и Сорок восьмой улицы, в небольшом архитектурном шедевре, первый этаж которого сдавался в аренду автомобильной компании. Большинство прохожих даже не подозревали, что здесь расположен банк, что вполне устраивало Александра.

– Да, Катя, его уже доставили, – ответил Бартоли. – Все организовано. Детальное расписание у моей секретарши. Если что-то захотите добавить или изменить, то вам достаточно сказать ей об этом.

Катя повернулась к нему.

– Тогда, полагаю, надо позаботиться только об одном. – Она обвела рукой комнату. – Что станет со всем этим?

– Вы берете быка прямо за рога, – произнес Бартоли. – В завещании говорится, что вы и «Сосьете де Бен Медитерраньен» получаете по сорок девять процентов акций. Остающиеся два процента находятся под моей опекой. Если возникнут какие-либо разногласия в отношении политики или направления деятельности банка, то у меня будет решающий голос. Но я не думаю, что такое произойдет. У меня с вашим отцом давно была достигнута договоренность о том, что в случае такого поворота дела, я стану президентом вместо него. Политика и цели банка останутся прежними. Продажа или слияние исключаются. У нас отличный список клиентов, и со временем, если мы будем аккуратно вести дело, мы расширим его. Но сделано это будет в соответствии с критериями, изложенными Алексом, и ничьими другими.

– А как же я?

– Ну, Катя, в финансовом отношении каждый квартал вы будете получать значительные дивиденды. Ясно, что деньги ваши, можете делать с ними что хотите.

– А как обстоят дела с активным участием в работе банка?

Бартоли удивил ее вопрос, но он никак этого не показал.

– Конечно, выбирать вам. Я такого поворота событий не предусмотрел, поскольку вы, похоже, прокладываете себе дорогу в качестве адвоката.

– Вы хотите сказать, что читаете газеты, – отозвалась Катя, подняв брови.

– И это тоже, – согласился Бартоли. Он помолчал, потом добавил: – Хотели бы вы присоединиться к нам?

– Не знаю, – негромко вымолвила Катя.

Захочет ли она? «Мэритайм континентал», или в данном случае любой банк, является отражением сложившегося порядка. Средства этой финансовой организации смазывали военную машину. Безликие люди, которые распоряжались этими средствами, направляли их на программу президента «Великое общество», перекачивали их в карманы закадычных дружков и проходимцев, а негры и бедняки белые так и оставались с протянутыми руками. Банки действовали тихой сапой и загадочными путями. Они оставались хранителями секретов.

– Не знаю, – повторила Катя.

– Решать сразу нет никакой необходимости.

Катя вздрогнула при звуке этого голоса. Она не слышала его очень давно, и все же он прозвучал и нашел отзвук в ее памяти. Глубоко вздохнув, она обернулась:

– Арманд?

Он выглядел почти так же, как она представляла себе, конечно, постарел, но складки, пролегшие на его лбу и прорезавшие наискось щеки, лишь сделали его лицо более волевым. Свои волосы он зачесал назад густой гривой, которая теперь вся стала серебристой, но глаза, глубокие и гипнотические, сочный тембр голоса – остались такими же, какими она их запомнила.

– Катя, я очень, очень сожалею о случившемся.

Он заключил ее в свое мощное объятие, подбородком прислонившись к ее волосам; от его мягкого кашемирового костюма исходил запах одеколона. Катя ощущала, как в нее вливается его сила и уверенность. И впервые после прочтения телеграммы она искренне поверила, что она как-нибудь справится со случившимся, что когда-нибудь она преодолеет это горе.

Арманд улыбался Кате. Он знал, что выражение его лица не выдает ничего другого, кроме беспокойства и искренней заботы. Но в нем происходило нечто большее, сталкивались противоречивые эмоции, что ставило его в тупик. Он обожал Катю-ребенка, его необъяснимо тянуло к ней. А теперь он слишком явно реагировал на нее как на женщину.

Присутствие Арманда так сильно почувствовалось в комнате, что Катя потеряла в себе уверенность и, как это ни странно, стала несколько его побаиваться.

– Довольны ли вы организационными мерами, которые принял Эмиль? – наконец спросил он.

Она пожала плечами:

– Не знаю, сколько Эмиль отклонил взяток, предлагавшихся другими банками. Я даже хотела, чтобы он стал работать на меня. Он даже и не подумал сделать это. Поэтому держитесь за него. Он самый лучший.

Эмиль Бартоли поклонился, услышав этот комплимент.

– Было ли у вас… и моего отца какое-нибудь дело, о котором я должна знать? – спросила Катя Арманда.

– Я бы не сказал, – непринужденно ответил Арманд. – «Мэритайм континентал» обеспечивал и следил за американскими инвестициями в казино. Но это долгосрочные финансовые мероприятия – облигации, казначейские билеты, некоторая недвижимость. Эмиль может следить за этим с одним зажмуренным глазом… или даже двумя.

– Прекрасно, – медленно произнесла Катя. – Думаю, что все может оставаться в нынешнем виде. – Помолчала. – Но мне бы хотелось прямо сейчас познакомиться с одной вещью – полицейским рапортом о несчастном случае.

– Послушайте, Катя… – начал было протестовать Бартоли.

– Не беспокойтесь, Эмиль, все в порядке. Он у меня при себе. Кажется, ваш отец говорил мне, что вы настоящий полиглот. Вы читаете по-французски? – Она кивнула, и все же Арманд колебался перед тем, как передать ей рапорт. – Должен предупредить вас, Катя. Швейцарцы проделали тщательную работу. Детали отражены довольно ярко.

– Мне просто хочется знать, как он умер, – тихо произнесла Катя. – Я должна знать это.