Сьюзен Виггз - Прими день грядущий

– Господи, Мария, это же не Люк, а Харперы. Они видели нас с Айви и, очевидно, пришли сюда за нами.

Мария осторожно выглянула в окно и похолодела: среди деревьев мелькали одетые в оленью кожу всадники. Неопрятные волосы, беззубые улыбки, повадки горьких пьяниц – безусловно, это были Харперы: Вилли, Микайа и двое сыновей Вилли, Калеб и Спрус. Мария молча принесла ружье и протянула его Хэнсу.

Затем женщина спрятала детей в подвал, где хранили овощи, крошечную подземную пещеру за кухней.

Айви, волнуясь, положила свою руку на руку Хэнса, который уже заряжал ружье.

– Хэнс…

Он мрачно посмотрел на жену:

– Я знаю, буду осторожен. А ты пока последи за детьми.

Тяжело дыша, Айви прошла через кухню к укрытию, где Мария через приоткрытую дверь спокойно объясняла Хэтти, как успокоить Дилана.

– Что делает папа? – нетерпеливо спросил Бенжамин, не желая отсиживаться в погребе.

Мария тяжело вздохнула. Она так и не рассказала Люку о том, что когда-то убила Элка Харпера, как и о более поздней встрече на просеке с Вилли и Микайей. Ей не хотелось делиться с мужем этими подробностями, чтобы они не повисли тяжким грузом и у него на душе.

– С ним все в порядке, – медленно ответила женщина.

– Но папа же не знает о Харперах, мама, – не унимался Бенжамин. – Он может попасть прямо к ним в руки. А что будет с животными? Я видел, как один из мужчин направился к конюшне.

Неожиданно Бенжамин начал переминаться с ноги на ногу, умоляюще глядя на мать.

– Иди в погреб, – приказала Мария.

– Я сейчас, мама, – попросил мальчик, показывая через двор в сторону уборной.

Прозвучал еще один выстрел, заставивший Марию вздрогнуть от ужаса.

– Беги быстрее!

Бен, как заяц, выскочил из укрытия и, пролетев мимо якобы нужного ему строения, неожиданно свернул на дорожку в лес и исчез в зарослях вяза. Мария слишком поздно поняла его хитрость. Тщетно звала она сына и уже собиралась броситься вдогонку, когда справа от нее на пони проскакал Гедеон.

Проклиная про себя своевольных глупых мальчишек, Мария торопливо разместила Айви, Дилана и Хэтти в погребе.

– Сидите тихо, – предупредила она, положив руку на дверь.

– Куда ты направляешься? – спросила Айви.

– В дом. Хэнс не сможет справиться один с четверыми.

– Тогда я тоже пойду с тобой.

Мария покачала головой.

– Ты даже не умеешь стрелять, Айви. Кроме того, малышей нельзя оставлять одних, – она решительно закрыла дверь погреба и побежала к дому.

Хэнс сидел под разбитым выстрелом окном, стараясь поймать на мушку ускользающие цели, которые находились в пределах досягаемости, но были плохо видны. Услышав, что Мария заряжает другое ружье, он хотел было возразить, но увидев, как ловко она засунула в ствол шомпол и положила порох на полку, сдержался.

– Извини меня за это, Мария, – печально произнес Хэнс. – Извини за все.

Мария молча сжала его руку и приложила к плечу приклад.

Стук деревянной ноги Израэля нарушил ровный ритм часов. Женевьева радостно бросилась навстречу сыну.

– Добро пожаловать домой, – проговорила она, беря его за руку. – Я уже решила, что университет совсем поглотил тебя.

Израэль улыбнулся и позволил матери помочь себе пройти в гостиную. Женевьева упрямо ухаживала за ним, несмотря на то, что он уже свободно передвигался на своей деревянной ноге и даже ездил верхом. Весь Лексингтон восхищенно шушукался, когда Израэль смог танцевать на празднике чистки кукурузы с жизнерадостной сестрой Брайди Фаррел.

– Рурк! Ребекка! – позвала мать. – Посмотрите, кто пришел к нам на воскресный обед!

Они долго сидели за столом в спокойной тишине летнего дня, окутанные умиротворяющей обстановкой семейной близости, и, улыбаясь, разговаривали о ферме, о карьере Израэля, который преподавал в университете теологию, о недавнем светском успехе Сары в качестве хозяйки официального приема, миссис Натаниэль Кэддик.

Разговор незаметно перешел на Хэнса, которого, как они думали, уже навсегда потеряли. После долгих лет разлуки и неведения домой вернулся совершенно другой человек, с отпечатком зрелости и понимания на лице, проделавший, судя по всему, огромную внутреннюю работу и вышедший из нее обновленным. В сыне исчезла былая дикость и необузданность, и теперь он счастливо и спокойно жил с Айви в своем красивом доме на Хай-стрит.

Женевьева тоже чувствовала себя счастливой, почти… Она научилась принимать изувеченность Израэля и молчаливость Ребекки, которая превратилась в отшельницу, замкнувшись в себе и проводя все время над Библией и номерами «Домашнего миссионера». У Сары тоже были странности. Например, ее приводила в неописуемый восторг возможность владения несколькими рабами. Тем не менее, она по-прежнему оставалась любящей дочкой, близкой родителям, стоявшим теперь гораздо ниже ее на социальной лестнице.

Единственное, чего так и не смогла принять Женевьева – это разрыва между Люком и Рурком, который мрачной тенью висел над семьей Эдеров. Сколько она ни умоляла, ни уговаривала, ни убеждала Рурка помириться с сыном, пытаясь играть на его самых нежных чувствах и рассказывая о внуках, которых он упорно не желал признавать, постоянно натыкалась на холодную стену ненависти и предубеждения.

Рурк словно ничего не слышал. Его совершенно не волновало, что Бен подстрелил свою первую в жизни индейку, что Хэтти в пять лет уже научилась читать, что Дилан тяжело заболел крупом…

И все же Женевьева не переставала надеяться на то, что ей, в конце концов, удастся объединить всю семью.

Неожиданный стук копыт по дорожке встревожил Эдеров. Обычно по воскресеньям на ферме было тихо: работники на выходной уходили по домам, оставались только члены семьи.

Ребекка раздвинула занавески и испуганно вскрикнула.

– Индеец, папа! – выдохнула она, глядя на всех широко открытыми глазами, готовая вот-вот забиться в истерике, которая всегда начиналась у нее при виде индейцев.

Рурк с проклятием схватился за ружье, но Женевьева сразу узнала всадника.

– Подожди, Рурк, – резко приказала она. – Это Гедеон Паркер.

– Тем более, ему здесь нечего делать.

Женевьева бросилась открывать дверь.

– Он никогда бы не приехал без необходимости.

Рурк позволил жене выйти на крыльцо, но по-прежнему держал наготове ружье.

Гедеон ловко соскочил с коня. Он был красив, уверен в себе, а его лицо представляло собой спокойную, непроницаемую маску.

Ребекка жалобно завыла, но Израэль с отвращением резко приказал сестре замолчать и вышел вслед за матерью.

Гедеон не проявил страха, заметив в руках Рурка ружье. Он кивнул сначала Женевьеве, потом Рурку и просто сказал:

– Вы нужны Люку.

В глазах Рурка засверкали искры гнева.