Симона Вилар - Светорада Медовая

С надушенным, как блудница, Феофилактом Заутца Ипатий едва не поругался. Оказывается, тот, наплевав на все пояснения Ипатия, просто болтал с пригожей женой городского судьи, а самого Ипатия стал упрекать, что тот, дескать, скинул на него целую гору дел, а сам только и думает, что об отъезде. Или о своей славянской любовнице, добавил он, недобро прищурившись. Ипатий, сдержав негодование, вновь усадил подле себя Феофилакта, велел входить людям, торговцам, священникам, нотариям с их списками срочных дел, вновь объяснял, как и что делается в Херсонесе, чтобы не перепутались дела, чтобы все было подчинено строгой, уже отработанной системе.

Весь в заботах, он провел несколько напряженных часов. Когда вошел слуга и сообщил, что стратига дожидается госпожа, Ипатий даже не сразу понял, о ком речь. Потом резко сорвался с места, на ходу повелел Феофилакту продолжать прием посетителей.

– Как же, так я и закусил удила, – проворчал ему вслед новый стратиг. И велел тут же закрыть дверь в приемную, заявив, что ему требуется отдохнуть и подкрепиться. Отдавая наказы слугам, чтобы ему принесли поесть, увидел в открытое окно разговаривающего во дворе со своей славянкой Ипатия. Тот просто сиял, удерживая в руках ее руку, потом вместе с ней вышел из ворот.

«Надо будет написать в Священный Палатий, как Ипатий Малеил беспечно относится к передаче дел, – потирая пухлые руки, подумал Феофилакт. – Он готов бросить меня из-за любой потаскушки, а я… Подумать только: из самого Палатия – и в Херсонес! Нет, родня не оставит меня тут надолго, главное все время напоминать им о себе. Да и наш мудрый базилевс Лев Философ не забудет родича своей любимой жены. Мир ее праху». – Новый стратиг перекрестился, закатив глаза.

Тем временем Ипатий вел Светораду к ювелиру.

– Я хочу богато одарить вас, Светорада. Здесь вполне можно купить дивные украшения, причем дешевле, чем в Константинополе, однако это нужно сделать именно сейчас, чтобы в богом хранимую столицу Византии вы прибыли во всем блеске своего нового положения. Итак, вы сами выберете гарнитуры, или позволите мне дать вам несколько советов?

В лавке ювелира, затененном помещении с высоко расположенными узкими оконцами, хозяин выносил им один ларчик за другим. У Светорады перехватило дыхание, когда она перебирала изящные золотые броши, покрытые яркой эмалью, височные подвески с алыми гроздьями гранатов, наплечные плетения из бисера со вставками более крупных камней опала и бирюзы. Ипатий не скупился, сам предлагал княжне то чеканные золотые обручи на голову, то застежки для плаща с крупными сапфирами; купил он ей и удивительно красивое ожерелье из золотистого жемчуга, а также серьги из розового хрусталя и подходившее к ним многоярусное оплечье. В самом конце он подобрал своей любимой мастерски выполненный гарнитур из чеканного светлого золота и янтаря – изумительной красоты диадему, высокое, под горло, плотное ожерелье с россыпью мерцающего янтаря и расширяющиеся книзу янтарные серьги-подвески.

– В Константинополе вы произведете фурор, – сказал он, любуясь Светорадой, когда она надела на себя все это великолепие и с удовольствием гляделась в овальное зеркало, услужливо подставленное торговцем. – Знаете, Светорада, к вашим дивным глазам ничто так не идет, как янтарь. Ученые люди говорят, что янтарь – это застывшая древняя смола, но мне больше нравятся рассказы варягов о том, что это слезы дочерей повелителя моря.

Однако вскоре Ипатию опять надо было уходить по делам. Он отправил купленные подарки под охраной в исар, отпустив княжну погулять по городу. Когда она уходила, он с грустью глядел ей вслед. Ничего бы так не желал, как еще побыть с ней, уехать в исар, уединиться в отдельном покое, где он сможет сперва нарядить свою прекрасную невесту, а потом снять с нее все эти украшения и касаться ее кожи, видеть туманную негу в ее глазах…

Светорада же шла по улицам Херсонеса в сопровождении приставленной к ней солидной матроны и двух вооруженных охранников. Посетила храмы, сходила на шумную агору, [171]где кипела непрекращающаяся до сумерек торговая жизнь. Она вслушивалась в перезвон колоколов церквей Херсонеса, видела марширующие по улицам отряды копьеносцев, наблюдала, как сменяется на стенах стража. За городскими строениями синело бесконечное море. Светорада пожелала пройтись в порт, где неожиданно увидела русские ладьи-насады. Встретились ей и прогуливающиеся русы – в опушенных соболями шапках, в светлых льняных рубахах с яркой наплечной вышивкой и чеканными поясами, с которых свешивались калиты. Встретились ей и новгородцы с их холеными бородами, и киевляне с вислыми длинными усами и гладко выбритыми подбородками. Светорада отметила, что если на Руси новгородцы и киевляне относятся друг к другу с неким ревнивым соперничеством, то тут, на чужбине, они чувствуют себя единым народом, единой Русью. Огромной и великой, подвластной единому князю.

Княжна невольно застыла под колоннами арки Феодосия с квадригой наверху и, прижав пальцы к губам, с жадностью и трепетом смотрела на земляков. Скоро она уедет далеко-далеко и неизвестно еще когда услышит такую знакомую славянскую речь.

– Вас что-то встревожило, госпожа? – теребила Светораду за полу оливково-зеленой пенулы сопровождавшая ее матрона. – Ах, эти варвары русы! Они нередко приезжают сюда, как и варяжские великаны. Говорят, что сейчас тут этих русов целый отряд и катепан Прокл даже ведет с северными мужами переговоры, чтобы нанять их в свое войско. Я слышала, что русы и варяги отменные воины.

Светораде ее болтовня надоела, как жужжание докучливой мухи. Она даже вышла из-за колонн арки, чтобы подойти поближе к соотечественникам. И тут один из них повернулся – длинные русые усы, бритый подбородок, надвинутая до темных бровей опушенная соболем шапочка – киевлянин. Рассматривал княжну с явным удовольствием, даже подмигнул. Потом что-то сказал новгородцу. Тот оглянулся, заулыбался.

– Ишь, какая ладная херсонитка! – расслышала она его звонкий веселый голос.

Третий же из киевлян, который только что подошел, держа в руке спелую виноградную гроздь, так и застыл, открыв в изумлении рот. Неотрывно глядя на княжну, он раздавил виноградину и, забрызгавшись соком, воскликнул:

– Ох, кикимора меня щекочи, как же она похожа на бывшую невесту нашего князя Игоря! Прямо вылитая Светорада Смоленская!

Княжна ощутила такое волнение, что стало трудно дышать. Торопливо надвинула на лицо мягкий капюшон пенулы и пошла прочь. А русы еще долго о чем-то переговаривались, провожая взглядами удалявшуюся красавицу.

В тот вечер над Херсонесом пошел проливной дождь. Стало прохладнее, но Светорада, сидя на широком подоконнике своей опочивальни, с удовольствием вслушивалась в его шум. Там ее и застал вернувшийся уже затемно Ипатий. Подойдя, приобнял, стал перебирать тонкими пальцами рассыпающиеся пряди ее волос. Его умилило, что к его приходу княжна принарядилась, надев длинное ярко-оранжевое платье с темно-коричневым узорчатым оплечьем. А в ушах у нее мягко поблескивали новые янтарные серьги, так дивно гармонирующие с ее лучистыми глазами.