Сильвия Дэй - Не искушай меня

– Я думаю, что мы оба сбиты с толку, – заикаясь, пролепетала она.

Он сжал ладонью ее затылок, чуть повернув ее лицом к себе, отвел ее голову назад, наклонившись над ней всем телом.

– Я совсем запутался.

Линетт вдыхала его дыхание. Тела их скользили друг о друга, разжигая и без того кипящую кровь. Все это началось еще там, в зале, когда она почувствовала на себе его взгляд. Но тогда она и предположить не могла, как далеко все это зайдет.

– Хотите, чтобы я вас взял прямо здесь? – прошептал Куинн, прикасаясь губами к ее горлу. Она дрожала от страха и восторга одновременно. – Потому что вы молите меня об этом, колдунья, и я обезумел настолько, что готов оказать вам эту услугу.

– Я…

Куинн повернул голову и поцеловал ее. В поцелуе его не было ни почтения, ни нежности. Он овладел ее ртом с ненасытной жадностью дикаря. Наверное, ей следовало бы испугаться. Он едва сдерживался, мечась между гневом и всепоглощающим желанием.

Линетт всхлипнула и вцепилась в полы его камзола, чтобы не упасть. Ощущая на губах его' вкус, она решилась и лизнула его губы. Куинн застонал и прижался к ней еще теснее. Она не оказала ему сопротивления, и он сразу стал мягче, нежнее. Казалось, ее капитуляция умилостивила его.

– Скажите мне, во что вы впутались, – прошептал он, покусывая ее губы.

– Вы скажите, – выдохнула она, закинув голову, подставляя ему губы.

Она была как пьяная. Комната вращалась. Линетт закрыла глаза, но комната все равно продолжала вращаться. Наверное, она упала бы, если бы он так крепко не держал ее.

Куинн присел на ближайший стул, увлекая ее за собой. Линетт оказалась у него на коленях верхом, лицом к нему.

– Почему сейчас? – спросил он, прокладывая дорожку из поцелуев от ключицы к уху.

Она закинула руки ему за шею и откинула голову, подставляя шею под жаркие поцелуи. Он втянул горячим влажным ртом нежную кожу чуть пониже уха, и Линетт заерзала на нем в бездумном наслаждении.

– Мистер Куинн…

Он негромко засмеялся неожиданно теплым, душевным смешком.

– Кто знал, что вы такая жаркая подо всем этим льдом?

– Поцелуйте меня еще раз, – взмолилась Линетт.

Теперь, когда она знала, чего ждать от его губ, она полюбила их еще сильнее.

– Мы должны уйти отсюда, не то я задеру вам юбки и возьму вас прямо тут.

Куинн овладел ее нижней губой, и тело Линетт стало как мягкий текучий воск. По крайней мере, ей так показалось. Там, внизу, было горячо и влажно.

– Тогда давайте удалимся туда, где нам не помешают, Лизетт, пока похоть не пересилила во мне разум.

Лизетт?

Линетт замерла, затаив дыхание при звуке чужого имени.

И тогда внезапно многое стало понятным. Его вопросы, его поведение. Саймон Куинн знал ее сестру. Ее сестру-близняшку. Ее лучшую подругу и ее самую тяжкую утрату.

Ибо Лизетт была мертва, и тело ее покоилось в Польше, в семейном склепе с красивыми барельефами.

И что же: получается, что Куинн знает ее сестру и верит в то, что Лизетт жива?

Побережье Франции

Тремя днями ранее

Лизетт Руссо, шпионка и наемный убийца, знающая толк в своем ремесле, полной грудью вдохнула морской воздух через окошко иллюминатора. Ей и самой было странно, почему стремительно приближающаяся гибель, не пугает ее. Она видела смерть не раз, в самых разных ее обличьях. По большей части смертники испытывали ужас и в отчаянии молили о пощаде. Но Лизетт не видела в смерти ничего, кроме избавления, и иначе думать о ней не могла.

Утром корабль, на котором ее везли как пленницу, должен пристать к берегу Франции. Неизвестно, что ее там ожидало. Ее отправили в Англию раскопать кое-какую информацию, но миссия закончилась провалом: ее взяли в плен. Еще двое французских агентов оставались в Англии. Третий был убит ею же. При таких обстоятельствах эта ночь могла стать ее последней. Но осознание этого факта почти никак не отражалось на чувствах Лизетт.

Она была не из тех, кто любит анализировать свои чувства и ощущения, но она, тем не менее, не могла не задумываться над тем, как странно потеря памяти сказалась на ней. Словно, утеряв свое прошлое, она утратила способность радоваться жизни, ощущать ее вкус, как говорят французы. Два последних года жизни – вот все ее прошлое. А то, что происходило до этого, было, для Лизетт покрыто полнейшим мраком. И, не имея корней и почвы, в которую можно корни пустить, даже если вместо корней остались одни обрубки, Лизетт дрейфовала по жизни как плот без руля и ветрил. Жизнь ее была бессмысленной и бесцельной. И Лизетт ничего, кроме усталости, не ощущала.

В замке повернулся ключ, и в каюту вошел охранник.

– Я принес вам ужин, – сказал Саймон Куинн голосом, коим творец мог наделить мужчину лишь для того, чтобы крушить женские сердца. Но чувственная хрипотца его баритона не была искусственной, ему не нужно было специально модулировать свой голос, он был таким от природы.

Лизетт повернула голову к Куинну, отметив, что его простой наряд, состоящий из рубашки и бриджей, да еще его темные распущенные волосы делали его похожим на пирата. На самом деле он был наемником и несколько последних лет служил английской короне. Что делало его идейным противником Лизетт. Но при всем этом с ним она чувствовала себя в большей безопасности, чем с кем бы то ни было. Куинн не испытывал к ней никакого сексуального влечения, что находило свое подтверждение в самом факте существовавших между ними исключительно платонических отношений при таком тесном соседстве – они делили одну каюту на двоих, а до этого существовали бок о бок еще три месяца. Лизетт даже предложила ему раз заняться сексом и получила отказ. И ввиду полного отсутствия интереса к ней с его стороны Куинн ей почти нравился. Почти.

– Я не голодна, – сказала Лизетт, наблюдая за тем, как он ставит тарелку с солониной и сухарями на круглый столик в углу каюты.

Он приподнял черную бровь и окинул ее взглядом с головы до пят. Саймон Куинн был ирландцем, и его происхождение проявлялось не в одном лишь цвете волос, кожи и глаз или в едва уловимом акценте. Он был потрясающе хорош собой и обладал опасным очарованием. Он мог предложить женщине целый мир одной лишь улыбкой. С той лишь оговоркой, что мир будет передан ей лишь во временное пользование. Саймон был не из тех, кто способен на прочную привязанность. И, как ни странно, сознание того, что страсть его непостоянна и изменчива, как море вокруг берегов его родной страны, еще больше заставляло женщин любить и желать его так, как никогда не любят они мужчин, куда более достойных и верных. Мужское непостоянство действует на прекрасный пол как особо крепкое приворотное зелье. Лизетт успела в этом убедиться, общаясь с Саймоном Куинном. Правда, не на своем опыте. В полном недоумении она не раз наблюдала, как женщины сами плыли к нему в сети, а ему лишь оставалось сортировать улов.