Роберта Джеллис - Меч и лебедь

Из рядов выехал всадник и вмешался в разговор четырех военачальников. По его взволнованным жестам можно было заключить, что он послан с весьма важным донесением. Рэннальф не сомневался в том, что это за весть. Последнее тепло ушло из его души, погибла ничтожная надежда, что люди все-таки не так вероломны, как он думал.

— Смотрите! — взволнованно вскричал Стефан. — Замок, должно быть, горит, и мы не можем увидеть. О, Боже, нет!

Разводной мост надо рвом с водой сейчас медленно опускался. Хриплый ликующий крик вырвался из рядов войска Анжуйца. Многие из воинов повернулись спиной к Стефану, чтобы видеть, как замок Малмсбери переходит в их руки без кровопролития. Постепенно люди стали отходить от Стефана, и, когда король повернулся к своим подданным, ближе всех к нему стоял Рэннальф.

— Он поклялся, — Стефан задыхался, — на Кресте, на Теле, на Крови, на святых реликвиях. Предатель! Все предатели! Он поклялся!

Последовали вялые утешения. Люди отводили взгляды, садясь на лошадей. Для некоторых это не означало ничего, для других слишком много.

— Убирайтесь и оставьте меня одного! — кричал Стефан. — Ведь именно этого вы больше всего желали. Уходите! Оставьте меня! Все предатели!

Люди, кому было не все равно, озлобились. Многие вонзили шпоры в бока своих коней. Стефан, сверкая горящими глазами, обводил взглядом оставшихся.

— Зачем ты здесь, Соук?

— Остался, чтобы получить ваши дальнейшие приказания, милорд, — безжизненным голосом ответил Рэннальф.

— Ничего мы не можем! — Стефан всхлипнул. — Ты предупреждал меня, ты один остался мне другом до конца.

Еще мгновение, и Стефан разразится рыданиями, но сейчас не время и не место. Рэннальф заговорил бесстрастным тоном:

— Ничего, Генрих не может вечно оставаться в замке, и ему совершенно бессмысленно двигаться на запад. Он должен будет пересечь реку и выйти к нам. Если мы притаимся и встретим его, у нас еще будет возможность все исправить. Попытка сделать это вселит уверенность в сердца ваших лордов. Стефан упрямо покачал головой.

— У нас нет ни провизии, ни укрытий, и такой зверский холод. Мне нужно время, чтобы собраться с силами и подумать, что делать. Я вернусь в Лондон.

Бесполезно было уговаривать его, объяснять, что если держаться стойко, то это поддержит веру людей, тогда как пораженческий отход Стефана настроит их против короля.

— Очень хорошо, милорд, — ответил он.

— Без тебя, — мягко сказал Стефан. Когда он взглянул на Рэннальфа, глаза его были ясными и спокойными. — Разве ты не видишь, что я как чума для тебя? Поскорее спасайся, чтобы болезнь, которой я для тебя стал, не убила тебя. Охраняй свои владения от Бигода.

Рэннальф поборол тошноту. Если бы Стефан сказал хоть одно грубое слово, если бы его глаза и сердце не открылись для него, он мог бы освободиться. Но теперь он обречен на смерть, тюрьму, изгнание… все, что будет будущим Стефана. Это не имеет значения. Ни одна душа больше не нуждается в нем.

— Позвольте мне остаться с вами.

— Нет, я не смогу противостоять ему, — Стефан не назвал имени своего сына, но только о нем он мог говорить. — А из-за него я мог бы принести тебе боль. Только Мод могла бы спасти нас, но Мод умерла.

В глазах Стефана не было слез, лишь скорбная отрешенность. Рэннальф не решился настаивать.

Если день и ночь, проведенные у Малмсбери, были холодным чистилищем, то путешествие в Слиффорд стало настоящим ледяным адом. Казалось, уже не имеет значения, загонит войско Рэннальфа лошадей до полусмерти, как при переходе от Малмсбери до Оксфорда, или они отдохнут в каком-нибудь замке. Буря, в которую они попали, была похожа на зверя, поджидающего свою жертву, чтобы яростно напасть.

Рэннальф сопровождал короля из Малмсбери в Оксфорд, надеясь, что Стефан изменит решение и прикажет следовать за ним в Лондон. Не думая о Том, что он решает судьбу своего вассала, Стефан Просил Рэннальфа беречь себя. В глазах Рэннальфа отразилось отчаяние, и Стефан изменил тон. Он оживленно стал рассказывать что-то, но не отменил своего приказа. Рэннальф переждал бурю в Оксфорде, мечтая о доме. Кэтрин пробудит в нем волю к жизни. На время он забудет о службе и сможет вновь предаваться чувственным удовольствиям. Он снова будет радоваться восходу солнца, вдыхать запахи обновленной весенней земли, наслаждаться поцелуем любимой женщины. Этого вполне достаточно для счастья.

Ему казалось, что все страдания позади. Сейчас он мучительно желал тех радостей, о которых не имел представления, пока в его жизнь не вошла Кэтрин. Ее красота и смелость заставили его по-новому увидеть жизнь и превратить ее в радость и удовольствие, и благодаря ей он многое понял. Ведь было время, когда он почти ненавидел ее за то, что она не была беспомощным, слабым созданием, нуждающимся в его защите.

Казалось, сама природа отвернулась от Рэннальфа, не позволяя добраться до родного очага, но неожиданно выглянуло солнце. Войска Нортхемптона прибыли через день после ухода Стефана, но Рэннальф решил сопровождать своего старого друга, ведь Нортхемптона почти полностью парализовало. До Таучестера, где Нортхемптона должен был встретить его сын, было около двадцати миль. За три долгих дня они с трудом преодолели это расстояние, Нортхемптона несли на носилках. В пути их снова настиг дождь со снегом, и Рэннальф был бы рад заехать в замок Нортхемптона, но его сын неловко чувствовал себя в его присутствии, поэтому они выехали на следующий день, несмотря на плохую погоду.

Затем их пристанищем стал Уорвик. Это было не совсем по пути домой, но самое подходящее место, где можно было передохнуть. Здесь они остановились только на одну ночь, и Рэннальф понял, что ему не рады. Уорвика не было дома, графиня в его отсутствие была надменной и холодной, как лед. Гундреда не любила его, да и он не испытывал к ней особой симпатии. Раньше Рэннальф часто останавливался в замке Уорвика, и леди Уорвик отлично справлялась с ролью хозяйки. Она всегда была приветливой и милой, с удовольствием слушала свежие новости и поддерживала оживленный разговор. Теперь Рэннальф разочарованно подумал, как быстро меняются люди, которых знаешь годами, стоит тебе попасть в немилость. Гундреда не знала, что он и Стефан помирились, гордость не позволяла Рэннальфу сказать об этом. Он собрал своих людей и направился в замок Лестера. Там ему действительно обрадовались.

— От меня шарахаются, будто боятся заразиться, — сказал Рэннальф, потягивая вино у камина.

— Почему? — рассмеялся Роберт.

— Старший сын Нортхемптона не мог ни сидеть, ни стоять спокойно, пока я был с ними, а леди Уорвик почти выставила меня.

Лестер опустил глаза.

— Позволь моей дочери заняться твоими руками, Рэннальф. Они обморожены и кровоточат. Ноги в таком же состоянии?