Виктория Холт - Третий Георг

Когда Георг приезжал, они вместе гуляли в парке. Он интересовался малейшими подробностями их быта. Это вошло у него в привычку. Почему розы посадили на этом месте? Он посылал за садовником и расспрашивал его, а у того всегда были готовы ответы для него.

Но если Шарлотта расспрашивала его о делах в правительстве, он слегка краснел и со вздохом говорил:

– О, эти государственные дела… государственные дела.

– По-видимому, все взволнованы этим новым поворотом событий.

– Не стоит столько говорить об этом. Поживем – увидим, а?

– У мистера Питта должно быть много планов.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Послушай, а ты регулярно делаешь упражнения? Тебе необходимо. Очень необходимо, а? Чувствуешь себя хорошо? Чувствуешь жару, а? Что? Обычно в твоем положении, а?

– Я чувствую себя как всегда в эти периоды, но я хотела бы знать…

– Будь осторожна. Не бери себе в голову то, чего не следует. Нехорошо для ребенка. Нехорошо для тебя, а? Я думаю, тут неплохо бы проложить тропинку. Ты как думаешь, а?

И все продолжалось в таком же духе.

По временам Шарлотте казалось, что она – пленница, которую баловали, окружали комфортом, удовлетворяли почти все ее физические потребности, но лишили свободы.

Я похожа на королеву – пчелу-матку в улье, думала Шарлотта. Обо мне заботятся, чтобы я могла давать потомство.

Через несколько дней после того, как Уильям Питт сформировал свое правительство, он допустил величайшую ошибку в своей жизни и карьере. Он принял титул пэра, стал виконтом Питтом из Бертон-Пинсента в графстве Сомерсетшир и графом Чатем в графстве Кент.

Его друзья не могли с уверенностью ответить на вопрос, что побудило его пойти на такой шаг. Улеглись первые волнения по поводу того, что Питт вновь оказался в упряжке; он знал, что его старый враг – подагра – не отпустит его и не даст ему возможности довести до конца свои планы; он чувствовал себя старым, утомленным человеком; и, поскольку большинство его коллег имели высокие титулы, ему казалось вполне справедливым и правильным, чтобы и он, так много сделавший для своей страны, не отличался в этом от них.

Во всяком случае, он принял эти титулы и, сделав это, потерял один, который так много значил в глазах людей. Теперь он являлся графом Чатемом, но уже больше не был Великим простолюдином.

«Иллюминация в честь милорда Чатема! – кричали жители Лондона. – Банкет в Гилдхолле! Не может того быть! Это же в честь мистера Питта, а не лорда Чатема. Он оказался таким же корыстолюбивым, как и все остальные. Питт вернулся в правительство не для того, чтобы служить стране. Просто он хотел получить звучный титул и все, что за этим следует.»

На улицах его уже не встречали с прежним восторгом. Никто не выкрикивал Питту «Ура!». Люди угрюмо молчали.

Лорд Честерфилд написал в те дни своему сыну: «Он упал вверх и сам, сам себе настолько навредил, что уже больше никогда не сможет встать на ноги». Проницательный Хорас Уолпол указал на то, что приняв новый титул графа, он нанес больший вред стране, чем себе. «Пока он пользовался любовью народа, в Европе не было ничего более внушительного, чем его имя. Когда лев втянул когти, он уже больше не страшен в своем лесу».

Немощный человек, доведенный почти до отчаяния своей болезнью, Питт старался не обращать внимания на общественное мнение, которое прежде целиком было на его стороне, и попытался управлять своим правительством, составленным из представителей обеих партий. Но именно потому, что он включил в правительство вигов и тори, друзей и врагов, заставив их работать вместе; потому, что он сам, приняв титул графа, разрушил свой собственный имидж, а главное, потому, что его болезнь прогрессировала, он был обречен на провал.

Эдмунд Берк впоследствии описал это правительство «как разноцветную мозаику, не скрепленную цементом; тут немного черного, там – немного белого; патриоты и придворные льстецы; добрые друзья и республиканцы; виги и тори; вероломные друзья и открытые враги – все это весьма любопытная картина, но крайне опасно до нее дотрагиваться и очень ненадежно стоять на ней».

Тот год выдался неурожайным, а обстоятельства вынудили Чатема наложить эмбарго на импорт зерна. Это был очень тяжелый для него период, и когда миновало лето и наступила осень, подагра начала мучить его сильнее прежнего.

В сентябре Шарлотта переехала в Букингемский дворец, чтобы подготовиться к родам. Королевский отпрыск должен рождаться в Лондоне, и теперь, когда Букингемский дворец стал такой широко известной королевской резиденцией, у Шарлотты уже больше не было необходимости возвращаться в этот мрачный, старый Сент-Джеймс.

Хотя ей и не разрешали соваться не в свои дела, она, конечно, знала о том, что случилось. Шарлотта слышала, что мистер Питт стал лордом Чатемом и что это мало кому понравилось.

Как ей хотелось бы, чтобы Георг советовался с ней. С какой радостью она беседовала бы с ним о политике. Ведь, в конечном счете, она не так уж глупа. Ей немного не хватает знаний, но ей же не разрешали учиться. Она понимала, что решение держать ее подальше от всех дел, исходит от вдовствующей принцессы. Эта женщина была откровенно ревнива. Шарлотта торжествовала, услышав, что любовник принцессы лорд Бьют впал в немилость у короля, и что Георг кажется, наконец-то, перестал цепляться за мамину юбку.

Какое счастье, что она теперь понимает английскую речь и может черпать разного рода информацию из разговоров своих фрейлин. Самая несдержанная на язык, конечно, мисс Чадлей. Мне это на руку, подумала Шарлотта.

Поразмыслив, она пришла к выводу, что жизнь в Англии совсем не похожа на ту, которую она себе представляла. Она-то думала, что приехала сюда, чтобы править вместе со своим мужем, но до сих пор ей не пришлось заниматься почти ничем кроме того, как вынашивать и воспитывать детей.

Ну что ж, у нее есть три сына, на которых она не могла нарадоваться. В конечном счете, быть матерью – гораздо более благородное занятие, чем быть политиком, хотя некоторым женщинам удавалось стать и тем и другим.

На деревьях начали желтеть листья. Ей не хотелось задумываться, по какому поводу все эти крики на улицах. Не хватает хлеба? Нарушил свой долг лорд Чатем? Какое все это имеет значение, когда вот-вот должна зародиться новая жизнь.

На этот раз я хочу девочку, сказала она мисс Чадлей, и та ответила ей, что непременно это будет девочка, если судить по тому, как Ее Величество носит этого ребенка, и кроме того, после трех мальчиков должна наконец появиться девочка.

Двадцать шестого сентября Шарлотта родила ребенка. Маленькую девочку. Ее желание исполнилось. Девочку назвали Шарлоттой Августой Матильдой. Королева радостная и счастливая, в тот момент не желавшая быть ни с кем, кроме матери, заявила, что этот ребенок – ее маленький «Михайлов гусь». [6]