Айрис Джоансен - Мой возлюбленный негодяй

Ясно было, что такой ответ его тоже не устроил.

— А чем еще занимался папа, когда не сидел под деревом, сочиняя стихи?

— Он давал мне уроки. Он учил меня французскому, английскому и математике. Он даже пытался научить меня писать стихи, но у меня не получалось. У меня не было дара.

— Я думаю, папу это не очень беспокоило, ведь у тебя был дар к работе со стеклом и ты могла обеспечить его старость.

— Вы не хотите понимать, — обиделась она. — Ч не буду больше рассказывать про папу.

— И не надо. Все равно ничего не получается.

— Что не получается? — рассердилась она.

Он не стал ей отвечать, помолчал немного, а потом резко проговорил:

— Думаю, мы теперь откажемся от игры в шахматы.

— Почему?

— Мне они начали надоедать. — Он цинично улыбнулся. — Грегор тебе подтвердит: мне удивительно быстро все надоедает.

Она почувствовала странный укол боли, но не стала признаваться себе, что обижена. Он вел себя как-то странно сегодня днем, но она была уверена, что причиной тому не скука. Хотя откуда ей знать? Она читает его настроения гораздо хуже, чем он — ее. Может быть, ему все время было с ней скучно. Она гордо вздернула подбородок.

— Ну, я ничуть не хочу продолжать. Мне они тоже начали надоедать. Я буду рада проводить больше времени с Алексом.

Они дошли до ее каюты, и он настежь распахнул перед ней дверь, а сам застыл на пороге, глядя в темноту, весь напрягшийся, как зверь перед прыжком. Можно было подумать, что он заметил что-то поджидающее его среди теней.

— Джордан?

Он повернулся к ней. Какое странное у него лицо!

Она с трудом перевела дыхание:

— Что-то не так?

— Возможно. — Его светло-зеленые глаза бесшабашно блеснули. — Но то, что не так, бывает необычайно приятно, правда?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Я мог бы тебе объяснить. Такое удоволь… — Увидев, что она инстинктивно отступила, он замолчал.

Глубоко вздохнув, он резко повернулся на каблуках. — Спокойной ночи.

Марианна смотрела, как он уходит. Его темные волосы блестели в лунном свете, в размашистом шаге чувствовалась звериная грация. Этот человек по-прежнему был для нее загадкой. Ей казалось, что она начала его узнавать, но сегодня он был ужасно странный, и непонятный, и ранящий. Ей следовало бы сердиться, но вместо этого она испытывала боль — и страх.

Она боялась Камбарона даже сильнее, чем сама себе признавалась. Ей ничего не было известно о замках, о герцогах и об этой Англии, которую ненавидел ее отец. Ее мир был маленьким, уютным и полным любви, а теперь он вдруг начал расти и зиял пустотой, как пасть огромного зверя, готового проглотить.

Но гораздо больше пугал ее хозяин Камбарона, человек, от которого зависела ее судьба и который сегодня так равнодушно и даже враждебно вел себя с ней. И странно — это причиняло ей боль.

Четыре высокие башни Камбарона были видны издалека; вымпелы развевались над массивным величественным замком из серого камня. Это здание оказалось намного внушительнее тех, что Марианна видела в Монтавии. Замок выглядел мощным, холодным и чужим. Светило яркое солнце, но Марианна невольно поплотнее закуталась в свой плащ.

— Ты его видишь? — Алекс, ехавший впереди с Грегором, рысцой подскакал к ней и остановил своего пони. — Замок, Марианна! — В глазах его горел восторг.

Марианне не хотелось, чтобы окружающие заметили, насколько гнетущее впечатление произвела на нее эта серая громада, и она только сухо проговорила:

— Было бы трудно его не увидеть. Замки имеют привычку быть весьма заметными. — Можно мне поехать вперед? Грегор собирается показать мне конюшни!

Она кивнула:

— Но будь осторожен и пускай лошадь только шагом.

— Если бы эта кобыла шла еще чуть медленнее, проще было бы подвезти Камбарон к ней, — заметил Джордан. — Нам надо будет найти для Алекса лошадку поживее, после того как он получит несколько уроков верховой езды.

— Мне эта нравится. — Алекс похлопал пони по холке. — Как вы посоветуете ее назвать?

— Непростой вопрос. Почему бы тебе не поразмыслить об этом подольше?

— Хорошо. — Он пустил пони рысью следом за Грегором. — Быстрее, Марианна!

Не глядя на Джордана, Марианна сказала:

— Можете ехать с ними. Я езжу еще хуже Алекса. Неразумно вам задерживаться из-за меня.

— Не беспокойся: я не настолько стремлюсь поскорее попасть в дом моих предков — в отличие от Алекса. Я никогда особо не любил этот замок. — Он улыбнулся. — И, кроме того, это шло бы вразрез с моими обязанностями опекуна.

— Мы оба знаем, что это чепуха.

— Возможно, я цепляюсь за эту чепуху, чтобы не совершить еще большей глупости.

Марианна даже не стала пытаться разгадать это туманное заявление. Единственное, чего ей хотелось, — это побыть в одиночестве. Ее и так тревожит этот замок, возникший на горизонте, а тут еще его дразнящее молчаливое присутствие. Он находился рядом с самого Саутвика.

— Поезжайте вперед, — повторила она. — Вы совершенно ясно дали мне понять, что мое общество дам скучно.

После того вечера — несколько дней тому назад — она видела его только за столом. Он был любезен, но в глазах его читалось безразличие, и он едва перебрасывался с ней несколькими словами, большую часть времени проводя с Грегором и капитаном. Даже Алексу доставалась немалая часть его внимания.

— Неужели я так прямо и сказал? — Он насмешливо вздернул брови. — Вероятно, я имел в виду только шахматы. Что же касается другой игры, то она, наоборот, с каждым днем становится все менее скучной и все более трудной.

Опять он говорит загадками — и при этом явно издевается над ней. Почему-то его насмешки больно ранили девушку,

— Вы сказали, что не любите его? Ведь это ваш дом.

Джордан пожал плечами:

— Дом ничем не отличается от любого другого Места.

У нее это было не так. Она всегда любила их небольшой уютный домик, в котором родилась и который был свидетелем стольких счастливых дней ее жизни.

— Разве у вас тут было плохое детство?

Он приподнял бровь:

— Ты пытаешься выведать мои тайны?

— Почему вы не хотите отвечать на вопросы? Нас с Алексом вы все время расспрашиваете.

— Действительно. — Немного помолчав, он небрежно бросил: — Может, тебя это разочарует, но мое прошлое не окутано мрачными тайнами. Моя мать покинула этот мир, когда мне было всего два года, так что все баловали несчастного сиротку — и к тому же богатого наследника. Слуги замка соревновались между собой в желании угодить мне.

— А ваш отец?

— О, он меня тоже баловал. Когда у него было время. Однако ему было трудно найти свободную минуту: он твердо решил стать самым большим пьяницей и развратником во всей Англии. — Джордан криво улыбнулся. — Может, ему это и удалось бы, но он сломал себе шею, упав с лошади, когда мне было всего двенадцать. Такая жалость.