Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью

Кэтрин заставила себя встать и громко окликнула его по имени, но он не услышал. Ричард искал наемников Евстахия, и ему не было дела до истеричной, перемазанной грязью женщины.

– Ричард, ради Бога, помоги мне! – вопила Кэтрин, но он исчез, скрылся за гребнем рва.

Еще одна схватка, и чрево Кэтрин содрогнулось от неподдающегося контролю стремления сократиться.

Она, пошатываясь, добралась до внешней стены, чтобы опереться. В толпу бьющихся у наружных укреплений влилась еще волна всадников. Все чаще раздавался клич «Le Roi Henri!» Если бы Кэтрин не было так больно, она бы рассмеялась. По крайней мере, теперь она могла рожать под охраной.

Вспыхнул еще один красный щит: на этот раз с золотым крестом. Он был меньше и легче, чем у остальных, и всадник держал его слегка под углом, словно устала рука.

Конь был светло-серый, его шкура, загустевшая к зиме, слегка серебрилась.

– Оливер! – крикнула Кэтрин, вложив в этот вопль всю силу и всю душу.

Он повернул голову. Его глаза блуждали, словно он что-то услышал, но не понял, с какой стороны. Затем он увидел ее. Дернув за повод, он рывком вывел лошадь из ряда. В следующее мгновение, даже толком не дождавшись, пока конь остановится, он уже соскочил седла и обхватил ее руками.

– Господи, Кэтрин, что ты тут делаешь?

Ее пальцы впились в холодные кольца стальной кольчуги.

– Рожаю ребенка! – выдохнула она. – Что?!

– Нет, это неправда. Рожаю двоих! – Вцепившись в него, чтобы не упасть, она переждала следующую схватку. – Оливер, у меня потуги!

Рыцарь судорожно огляделся.

– Мы внесем тебя в замок!

Он уже брал ее на руки, но Кэтрин отпихнула его.

– Нет времени. Слишком поздно. Расстели на земле попону.

– Господи, Кэтрин, ты не можешь!.. – задохнулся он от ужаса.

– Скажи это своему ребенку, – выдохнула она. – Скорее, тебе придется помочь мне. Больше некому.

– Я не знаю, что делать! – хрипло выкрикнул он.

– Я покажу тебе. – Она опять впилась пальцами в кольчугу и прижалась лбом к его груди. Потуги стали непереносимы.

Вдохнув, как тонущий человек, Оливер оставил ее, кинулся к коню и отцепил от седла свернутое одеяло, одновременно крикнув оцепеневшему Ричарду, чтобы тот немедленно привел какую-нибудь женщину.

Он расстелил одеяло у частокола, окаймлявшего линию рва. Кэтрин оперлась на него, согнула и развела ноги. Ее юбки были пропитаны грязью и отошедшими водами.

– Иисусе! – хрипло проговорил Оливер. Его лицо было серым, как пепел.

– Скажи мне, когда покажется головка. Тебе нужно будет поддержать ребенка, когда он родится.

Оливер сглотнул. Его тошнило. Ему хотелось убежать и спрятаться. Прежде ему довелось только выхаживать взад и вперед под дверью спальни, за которой умирала Эмма. Теперь же Кэтрин требовала, чтобы он сыграл роль повитухи. Он бросил взгляд через плечо в тщетной надежде, что помощь уже близка, но рядом были только солдаты, которые занимались спасением внешних укреплений замка и гнали отряды Евстахия прочь из города. Дым валил клубами, ветер хлестал каплями дождя.

– Оливер! – закричала Кэтрин. Ее спина прижалась к дереву частокола.

Крик привел его в чувство. Поскольку никто не может помочь им, у него не оставалось выбора.

– Все в порядке. Я здесь, – сказал он, надеясь, что голос звучит уверенно и спокойно, хотя предпочел бы сотню раз оказаться в самом центре схватки, невзирая на раненую руку, чем сидеть здесь на корточках и смотреть, как страдает Кэтрин.

Она что-то буркнула и напряглась, направив все дыхание, всю волю и все силы на то, чтобы вытолкнуть ребенка на свет. Его темная мокрая головка показалась в родовом отверстии.

– Головка есть, – сказал Оливер и наклонился к ней. Кэтрин кусала губы; ее лицо горело от напряжения, но глаза лучились и пристально смотрели на него, требуя полного внимания.

– Пуповина идет чисто?

– Она не обернулась вокруг шеи. Господи помилуй, его глазки открыты!

– А ты бы не открыл глаза? – выдохнула Кэтрин. – Теперь плечики. Возьми плечики. Не тяни за пуповину.

Когда плечики вышли, ребенок быстро и легко выскользнул весь целиком, и Оливеру осталось только не выронить своего потомка.

– Мальчик, – тупо проговорил он, совершенно ошеломленный скоростью, с которой все произошло. Младенец смотрел на него с таким же выражением, затем громко закричал и взмахнул своими крошечными ручками.

Оливер снял плащ, завернул в него ребенка и положил рядом с Кэтрин. Пуповина все еще пульсировала между ее бедер. Живот выглядел поменьше. Из родового отверстия текла кровь, но не слишком обильно.

– Видишь, я тебе обещала, – сказала она и улыбнулась дрожащими губами.

– Святой Боже, не хочу я больше обещаний подобного рода! – откликнулся Оливер дрожащим голосом, переводя глаза с нее на кричащего младенца и обратно и чувствуя страшную слабость. Еще немного, и он упадет в обморок.

– Подожди, еще не все, – резко бросила Кэтрин, увидев, как он покачнулся. – Ты разве не слышал, что их двое?

Оливер облизнул губы и прохрипел:

– Двое?

Она кивнула, не в силах ответить, и снова крепко уперлась в частокол.

– Осторожно потяни за пуповину. Первый послед отходит.

Когда наконец появились две женщины из замка, у Оливера и Кэтрин родился второй сын. Он был немного меньше своего старшего брата, но орал так же громко. Трясущимися от потрясения и облегчения руками Оливер завернул его вместе с первым и всмотрелся в их сморщенные личики.

– Двойня, – глухо произнес он. – Господи, Кэтрин, принять даже одного, это словно крещение огнем.

– Зато теперь ты полностью очищен от всех грехов. – В ее голосе, несмотря на усталость, прозвучала нотка ликования. – Тебе больше никогда не придется бояться.

Он потер руками лицо.

– Я бы так не сказал. Если бы мужчинам приходилось рожать, людская раса быстро бы исчезла с лица земли.

Однако его серые глаза довольно светились. Очищением был сам факт, что он смог кое-что сделать, а не просто беспомощно стоять перед закрытой дверью.

Восклицая и охая над Кэтрин, женщины завернули ее в теплые одеяла и напоили вином. Ричард оказался настолько предусмотрительным, что прислал также двух мужчин с носилками. Кэтрин в мгновение ока подняли и отнесли с новорожденными сыновьями в замок.

Принц Генрих, все еще в кольчуге и с всклокоченными от шлема рыжими волосами, быстро направился взглянуть на мать и детей, которых проносили мимо.

– Рождены у частокола под проливным дождем и приняты собственным отцом. Такое начало знаменует нечто исключительное. – Он улыбнулся Оливеру. – Назови старшего Генрихом, и я буду крестным отцом обоим.

От такого предложения не отказываются. Король в качестве крестного – изрядное продвижение по службе.