Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью

Эдон провела в тяжких трудах весь остаток ночи, Этель тоже. Повитуха то успокаивала, то поругивала роженицу, внимательно следила за тем, как идут роды, и попутно подробно объясняла все Кэтрин.

– Этот малыш идет ногами вперед, не так, как в свое время его мать.

– А это важно?

Этель глянула на роженицу и понизила голос:

– Работы гораздо больше. Большинство таких мне удавалось принять живыми, но некоторых спасти было нельзя. Видишь ли, головка появляется последней, вот ребеночек иногда и захлебывается. А если слишком быстро вытащить головку, можно повредить череп.

Кэтрин вздрогнула. Этель одарила ее усталой улыбкой.

– Ты все еще хочешь стать моей преемницей?

– Только не в данную минуту, – слабо покачала головой Кэтрин.

Она смотрела на старуху, сидящую на стульчике рядом с соломенным ложем Эдон. Не темнота комнаты виновата в том, что глаза Этель кажутся почти совсем провалившимися, а щеки – запавшими и почерневшими. Пока молодое тело Эдон трепещет в муках, чтобы дать начало новой жизни, старая повитуха с трудом удерживает свою.

Этельреда нагнулась к Кэтрин и похлопала ее по кисти дрожащей левой рукой.

– У тебя есть дар, есть руки и, что бы ты там ни говорила, призвание.

Эдон на своем ложе застонала и подняла вверх колени. Старая женщина, собравшись с силами, подбодрила ее несколькими словами и уверенными, точными, ласковыми движениями прощупала живот.

Когда рассвело и распахнули ставни, чтобы впустить в женские покои поток света, Кэтрин представился случай увидеть опытную повитуху за работой. Все ее сомнения относительно выбора пути были развеяны в момент рождения сына Эдон.

Прищурившись, чтобы лучше видеть, Этель напряженно всматривалась в промежуток между дрожащими бедрами Эдон, затем вынула из-за пояса острый ножик и сделала точный быстрый надрез.

– Придется потом зашить, – пояснила она, не поднимая глаз, – зато у ребенка так больше шансов на жизнь. Смотри, уже видны ягодицы.

Эдон взвизгнула, когда почувствовала прикосновение ножа, и завизжала снова от пришедшей схватки, которая заставила ее тужиться. Кэтрин держала ее за руки и бормотала что-то успокоительное, а сама не отрывала взора от тощеньких, покрытых кровью ягодиц и ножек, которые появились из родового прохода.

– Хороший мальчик, – подбодрила повитуха Эдон. – Еще пять минут, и он будет орать у тебя в руках. Посмотри, какие яички!

Эдон не то рассмеялась, не то всхлипнула и вцепилась руками в подушку.

Этель подождала, пока ребенок появился до поясницы, затем очень бережно отвела ножки и тихонько потянула вниз пульсирующую пуповину.

– Теперь плечики, – сказала она зачарованной Кэтрин.

При следующей потуге показались плечики. Этель, по-прежнему не касаясь ребенка, дождалась, пока появится шейка и волосики, затем ловко ухватила малыша за щиколотки и очень осторожно потянула по направлению к животу Эдон. Рот и нос младенца освободились.

– Вот, держи так, – скомандовала повитуха. – Только не тащи; ему совершенно незачем резко выскакивать.

Кэтрин обнаружила, что уже держит тонкие скользкие ножки: такие маленькие, что с трудом верилось, что они принадлежат человеческому существу. Этель взяла лоскуток льна и проворно прочистила рот и нос младенца. Громкий вопль огласил комнату; новорожденный покраснел еще сильнее.

– Ну, ну, – пробормотала Этель. – Хорошенький хвостик и громкий рев. Настоящий молодой бычок.

Она перехватила ребенка у Кэтрин, медленно высвободила всю головку целиком и аккуратно положила новорожденного сына Эдон на живот матери.

– Спиной вперед, – проговорила она, качая головой, перерезала пуповину и запеленала младенца в кусок согретого у огня льна – Будет такой же упрямый, как мать.

В голосе повитухи прозвучала нотка глубокого удовлетворения. Роды, когда младенец рождается ягодицами, считались очень трудными и далеко не все кончались хорошо.

– Я совершенно не готова быть матерью, – прохрипела Эдон. Она не то смеялась, не то плакала.

– Поздно уже, – сказала Этель и положила ребенка к ней в руки – Не бойся, привыкнешь.

Послед отошел, и остальные женщины столпились вокруг матери и новорожденного, наперебой предлагая свои услуги, когда главное осталось уже позади. Сына Эдон вымыли, умастили маслом, намазали десны медом, чтобы показать сладость жизни, и послали за кормилицей. Рогеза держалась поодаль, презрительно задрав нос.

В ярком дневном свете стало заметно, как посерела кожа на лице Этель. Кэтрин еще раз нарушила приличия, поднеся старой повитухе еще одну чашу с лучшим вином графини.

Этельреда с благодарностью приняла ее, но все же сделала еще один небольшой глоток из своей фляжки.

– Надеюсь, что ты быстро научишься, детка. Судя по костям, мое время быстро иссякает, как песок в часах.

Кэтрин покачала головой, не зная, что ответить. Она действительно училась быстро, но понимала, что перенять все знания Этель непросто: для этого нужны годы.

– А где шнурок, который я дала тебе?

– Здесь. – Кэтрин достала узелок с груди – Ты боялась, что я сниму его?

– Нет, просто задала вопрос.

Этель выглядела довольной; на ее щеки вернулся небольшой румянец, дыхание выровнялось.

– Я тоже задавала себе вопрос, но теперь больше не задаю. – Кэтрин глянула через плечо в дальний конец комнаты, где остальные женщины суетились вокруг матери и ребенка.

– Да, это чудо и тайна, – проговорила Этель. – Чудо, которому я не перестаю удивляться.

Собравшись с силами, она встала и сделала шаг по направлению к двери, но тут рядом с Кэтрин возник Ричард.

Он был одет в чистую, хоть и немного длинноватую тунику, которую для него вчера подобрали, и успел раздобыть где-то гребень, которым пригладил спутавшиеся за ночь волосы.

– Я могу пойти к Томасу? – требовательно осведомился паренек.

– Если хочешь, – кивнула Кэтрин и едва успела удержать его за рукав. – Ты хорошо спал?

Ричард сморщил нос.

– Без всяких снов, если тебя интересует именно это, но весь этот шум разбудил меня. – Он пожал плечами. – Я рад, что ребенок родился живым.

Кэтрин чувствовала, что мальчику не стоится на месте, поэтому отпустила его. Он метнулся из комнаты, как молодой заяц. Повитуха с завистью покачала головой.

– Эх, если бы мои ноги были такими же прыткими. – Она помолчала и задумчиво добавила – Хорошо, что он скинул с себя груз.

– Наверное, вам рассказал о нем Оливер? Прихрамывая, Этельреда, направилась к двери.

– Он рассказал достаточно, но у меня и у самой глаза есть. Матерь Божья, если бы мне приходилось рассчитывать на сведения от молодого господина Оливера, я так и сидела бы у своего костра! Иногда зуб легче вытащить…