Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью

Луи фыркнул и принялся грызть ноготь большого пальца.

– Ты, кажется, собираешься напоминать про это при каждом удобном случае?

Кэтрин закатила глаза. Иногда муж напоминал испорченного ребенка, который чем больше дают, тем больше требует.

– Я просто говорю, что нельзя бросить семя и на следующий же день ожидать обильного урожая. Ему еще нужно созреть.

– Ты, как всегда, отзывчива, – насмешливо улыбнулся де Гросмон, одновременно благодаря за внимание и показывая без слов, что она абсолютная глупышка. – Преклоняюсь перед твоей великой мудростью. Для начала сойдет и Уикхэм.

В первый вечер в большом зале Луи сидел в кресле лорда за высоким столом в темно-красной одежде с золотой вышивкой. Кэтрин – по его настоянию – тоже одела самое лучшее. Из сундуков достали лучшие скатерти, которые желтели там последние десять лет. Хэмфри де Чешем не любил выставлять что-либо напоказ. Ему хватало чисто выскобленной столешницы, как сказала Кэтрин служанка, передавая ключи от сундуков с бельем.

Крепость была отлично построена в военном отношении, но ей совершенно не доставало женских рук. Хэмфри де Чешем был вдовцом, который обходился при необходимости девками из таверны, а все домашнее хозяйство Уикхэма взвалил на служанок.

Кэтрин видела, сколько предстоит сделать, но ее буквально душила придворная роскошь; молодой женщине гораздо больше был по душе стиль загородного дома, заданный Чешемом. Однако планы Луи не ограничивались свежим ароматным тростником на полу и несколькими дополнительными подушками на скамьях.

– Лорд должен жить как лорд, а не крестьянин, – отвечал он, когда Кэтрин сомневалась относительно необходимости расширять стойла, перестраивать кухни и полностью обновлять жилые покои. – Я велел мастерам вставить стекла в верхние окна и…

– Стекла? – воскликнула в ужасе молодая женщина. – Ты знаешь, сколько это будет стоить? Где ты возьмешь деньги?

– Есть способы, – неопределенно махнул рукой Луи и, прищурившись, посмотрел на нее. – Вечно ты высчитываешь полпенни и фартинги.

– А ты всегда тратишь даже то, чего у тебя никогда не было, – ядовито заметила Кэтрин.

Де Гросмон нахмурился, затем с видимым усилием стряхнул раздражение и положил свою руку на ее.

– Я не хочу ссориться с тобой, во всяком случае, не в первый же вечер на новом месте. Не порть его, Кэтти.

В глазах его появилось просительное выражение с легким оттенком долготерпения, которое всегда заставляло молодую женщину почувствовать себя каргой и губительницей любой радости.

Но если не в первый вечер, то когда, спросила себя Кэтрин со слабым предчувствием грядущего. Пока она держит язычок за зубами и играет вместе с ним, никаких споров не будет. Но стоит ей свернуть на более широкую и безопасную тропу, вместо того чтобы танцевать на лезвии ножа, ссоры неизбежны… как и прежде.

– Кэтти? – заискивающе произнес Луи, заглядывая ей в лицо. Затем выражение стало несколько озорным, и он сжал под столом ее бедро. – Тебе понравится стекло в спальне?

Молодая женщина улыбнулась. Есть в нем нечто такое, против чего решительно невозможно устоять. Она слышала, что горностаи умеют подманивать к себе птиц, так что бедняжки слетают с деревьев прямо им в пасть. Наверное, Луи немного похож на такого горностая.

– Понравится мне это или нет, но мы не сможем себе это позволить, – сказала она, но уже гораздо менее серьезным тоном.

– Мы не сможем себе это не позволить, – усмехнулся он, поднося свободной рукой кубок с вином к ее губам – Кому охота мерзнуть ночью?

Генрих Фитц-Импресс, наследник спорного королевства своей матери, вел себя на качающейся палубе как прирожденный моряк. Он широко расставил ноги, чтобы сохранять равновесие, и неотрывно следил за линией побережья Англии, постепенно вырисовывающейся за горизонтом. Ему было девять лет. Для своего возраста он был невысок, но крепок, с густыми ярко-рыжими волосами и светлыми, серыми, как стекло, глазами. Старики, которые еще помнили его прадедушку, Вильгельма Завоевателя, говорили, что прослеживается несомненное семейное сходство. Оливер же знал только одно: этот мальчишка ни минуты не сидит спокойно. Собственно говоря, он вообще никогда не садится. Вопросы льются из него, как вода, и на большую часть даже ответить нельзя. Ум этого девятилетнего ребенка настолько остр, что окружающие просто из последних сил выбиваются, чтобы снабдить его достаточной пищей.

Оливер с нетерпением следил за приближением земли. Они направлялись в Уорхем. Он принадлежал графу Роберту, но был захвачен отрядами Стефана: именно поэтому они подходили в сопровождении пятидесяти двух боевых кораблей с тремя сотнями рыцарей на борту. Оливер был готов сражаться. Каждый из солдат Стефана имел для него лицо Луи де Гросмона, и он не собирался никого щадить.

Оливер совершил путешествие в Нормандию в составе посольства графа Роберта, целью которого было упросить мужа Матильды, Готфрида Анжуйского, явиться в Англию и оказать помощь в ее деле. Готфрид ответил, что он слишком занят собственной войной в Нормандии, но его «возлюбленная жена» – слова эти были произнесены с саркастическим поднятием бровей – может воспользоваться обществом и помощью ее старшего сына и провозглашенного наследника.

Пока Роберт был в Нормандии, Стефан успел оправиться от своей болезни. Перехватив инициативу, он взял Уорхем и двинулся на Оксфорд, где в данный момент и осадил королеву. Молчавшие на протяжении чуть ли не целого года боевые рога снова запели.

– Я умею говорить по-английски, – гордо заявил Генрих. – Henry ist mon noma. [3]

Он покосился на Оливера, который разворачивал тяжелый сверток, сделанный из поддоспешника и кольчуги.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Gea, Ic cnawen, min lytel aethling. Oliver ist mon, [4]– ответил Оливер и с удовольствием увидел, как у мальчика расширились глаза и приоткрылся рот от удивления.

– Все рыцари моего дяди Роберта говорят по-английски? – В голосе Генриха прозвучало неподдельное уважение.

Оливер сдержал улыбку и серьезно ответил:

– Большинство знают несколько слов, как вы. Но бегло умеют говорить немногие.

– Тогда как ты научился?

– Мой прадедушка был англичанином и сохранил свои земли после Гастингса. – Глядя поверх головы ребенка, Оливер прикидывал расстояние до земли. Он не испытывал особого страха перед водой или кораблями, но глупо одевать кольчугу посреди переправы. Впрочем, теперь берег был уже недалеко. Сквозь дымку проглядывали солома крыш и пена прибоя. Все остальные тоже потихоньку одевали доспехи и осматривали оружие.

Генрих наблюдал за рыцарем.

– Но у тебя норманнское имя, – сказал он упрямо. Оливер, который успел уже надеть гамбезон и теперь искал отверстие в стальной кольчуге, улыбнулся сквозь стиснутые зубы.