Лариса Шкатула - Рабыня благородных кровей

Она опять налила в кадку благовоний.

— Все составы для мытья на тебя изведу. Будешь ходить голая, но чистая… Монголы мыться не любят, и запах от них — будто от нужника в жаркий день! Ты не хочешь купаться, чтобы на них походить?

— Вот еще! — фыркнула Заира.

— Тогда давай с тобой уговоримся — и в плену себя не терять. Пусть, глядя на нас, и о тех женщинах, что на родине остались, судить станут.

— Как же я себя не буду терять, ежели ты мою одежду сожгла?

— Я тебе новый сарафан подарю. Мне Аваджи с базара три привез, а один поменьше других оказался. Как раз тебе впору.

Как ни мешал Анастасии живот, а Заиру она вымыла собственноручно. При этом приговаривала:

— Путь твоя прошлая жизнь уйдет, как грязная вода! Пусть снизойдет чистота не только на тело твое, но и на душу!

Высушила волосы Заиры, расчесала, заплела в косу и украсила голубым атласным бантом.

Оглядела свою работу и удивленно вскрикнула:

— Да ты, оказывается, совсем молоденькая! Сколько же тебе лет?

— Скоро пятнадцать, — тихо сказала Заира, но тут же вспомнила свой привычный тон. — Совсем я на себя не похожа! И сарафан для меня слишком дорогой.

— Это ещё не все. — Анастасия метнулась к своему туалетному столику и достала из коробочки бирюзовые бусы. — Вот теперь ты совсем красавица!

— Нам красавицами выглядеть нельзя, — мудро заметила девушка. Слишком много жадных глаз вокруг!

— Тогда давай так, — решила Анастасия. — Пока никто не видит, в юрте, ты будешь не закрываясь ходить, а для куреня я тебе покрывало дам. Закутывайся. Уж не обессудь, шелковое у меня одно, походишь в полотняном. А то тебя и вовсе с женой сотника путать станут… А сейчас пойди, Белу позови — вместе кадку вынесете. Я пока полежу, притомилась что-то…

Заира уложила её на лежанку и тревожно посмотрела на покрывавшие лоб Анастасии бисеринки пота.

— Как бы тебе раньше срока рожать не пришлось! — она пытливо заглянула подруге в глаза. — Зачем ты для меня это делаешь?

— Разве ты на моем месте не поступила бы так же?

— Не знаю, — задумчиво ответила Заира.

Тревожно было на душе у Прозоры. Она понимала, что князь Всеволод приехал к ней, как к гадалке, не потому, что не знал, как жить дальше, а потому, что надеялся на её знания, которые помогли бы ему подняться над людскими законами.

В самом деле, так ли уж надо ему жениться и продолжать род, если Всеволод уверен, что никого в жизни он не сможет любить так, как свою незабываемую Настюшку.

Может ли он жениться на другой женщине, если неизвестно, жива ли его первая жена?

Погадать-то князю Прозора сможет. И ответить на все его вопросы тоже. А вот как быть ей самой? Пожалуй, впервые ей придется гадать на свою собственную жизнь. Вчера она попробовала, и что вышло? Меньше двух лет пройдет, а в её жизни появятся двое детей — мальчик и девочка, причем Прозора точно знала, что дети — не её кровь…

С чем приехал к ней Лоза? Вряд ли только князя сопроводить. Чуяла Прозора — по её душу!

Как ни привыкла она жить одна, никого не боясь, — ничего страшнее того, что с нею когда-то произошло быть не может — а понимала, если потребует муж, чтобы она к нему вернулась — люди силой приведут.

Тогда зачем было ей столько лет от него таиться? Разве вдруг опостылел он ей? Или винила его в том страшном несчастии? Нет!

Казнила себя за то, что детей в подпол угнала, как оказалось — на верную погибель? Так и у других людей дети погибли смертью куда более мучительной.

А может, просто жила вдали от всех, чтобы не напоминали ей о пережитом? "Не права ты, Софья", — говорила она себе, а переступить через себя все не могла.

Вот тебе и сильная женщина Прозора! Что же это получается: чужую беду руками разведу, а своей ума не найду?

Да и думать уже некогда было. Всадники спешились и шли гурьбой к её избе. Ничего не оставалось, как выйти им навстречу. Поклонилась гостям в пояс, позвала в избу и по решительному виду Лозы поняла, что он от своего не отступится.

— Надумал, княже, на свою жизнь погадать? — спросила она просто так, предвидя ответ.

— Сказывают, лучше тебя окрест никто не гадает.

— Вы, я вижу, торопитесь? — поинтересовалась Прозора.

— Нарочно крюк сделали, чтобы к тебе заехать, — пояснил Всеволод и кивнул на Лозу. — Везу показывать своему дворянину дареную землю. Село Холмы знаешь?

— Как не знать! Хорошее село, справное.

— Плохого не держим! — шутя покрутил усы князь.

— Выходит, праздник у тебя ноне, конюший? — внешне безразлично спросила она и с неизвестно откуда взявшейся ревностью подумала: "И молодицы в Холмах справные. Я знаю одну вдову. Так хороша, глаз не оторвать! И ребятишек рожать ещё сможет. Даниил-то хоть и седой весь, а вот плечи расправил, помолодел будто. Еще жених хоть куда!"

— Теперь он не конюший, а владетель земли, челяди немалой. Завидный жених.

Князь лукаво подмигнул Прозоре, но она сделала вид, что подмигивания его не поняла.

— Ты, княже, хочешь, чтобы я тебе при людях гадала? — спросила она как о деле куда более важном.

— Княжеские тайны пусть будут лишь княжескими! — усмехнулся Всеволод. — У тебя, я заметил, под дубом добрая скамья. Там мои люди и подождут.

Все, сопровождавшие князя, вышли во двор. Лоза себя ничем при других не выдал. Даже в сторону знахарки не поглядел. Что же это делается?!

Она решила пока ни о чем таком не думать, чтобы ненароком гаданию не помешать…

В избе стоял полумрак. Оконце, затянутое бычьим пузырем, делало призрачным свет народившегося дня, и потому окружающее казалось князю таинственным и даже зловещим.

Прозора зажгла три церковные свечки и поставила между ними кувшин с водой. За кувшином примостила зеркало. Наказала:

— Думай о той, кого увидеть хочешь.

Всеволод сидел, вглядываясь в блики свечей на поверхности воды. Вначале видел лишь странные темные тени, мелькавшие в темном зеркале. Князь напрягал глаза и вопрошал неслышно:

— Где ты, Настюшка, где ты?

Хотел видеть — и увидел.

Анастасия, его жена, стояла посреди… юрты, догадался он, и улыбалась кому-то. Через открытый полог скользили солнечные лучи, будто нарочно для Всеволода высвечивая стены юрты, пока один луч не упал на маленькую резную колыбельку. Анастасия была одета в сарафан, прежде им не виденный, расшитый жемчугом и золотыми нитями. Она чуть повернулась, и под сарафаном обозначился большой живот.

Теперь Всеволод увидел и того, кому она улыбалась. Этот мужчина подошел к ней и по-хозяйски положил руку на её живот.

Татарин или монгол — князь разглядел его вполне отчетливо — несомненно был красивым мужчиной. Одет скромно, но опрятно. Его худощавая фигура, по-кошачьи гибкая, позволяла представить мужчину сидящим на коне, а лежащая на животе Насти его рука с узкими длинными пальцами не выглядела рукой «черного» человека.