Стефани Блэйк - Живу тобой одной

От неожиданности Алва фыркнул.

– Ну, она и шутница, эта девчонка! Вообще-то ты прав, Уолт. Жареного гуся она готовить умеет. А яблочный пирог ты пробовал? Готов признать, в ней есть кое-что такое, чего не увидишь с первого взгляда. – Он наклонился вперед, коснулся руки Кэмпбелла. – Не стоит винить меня за то, что я немного беспокоюсь. Хэм – мой младший братишка, и я хочу защитить его интересы.

Не желая притворяться, Кэмпбелл стряхнул его руку и заговорил о другом:

– Хэм, ты тут будешь один целых семь дней. Приходи к нам ужинать.

– Спасибо, дядя Уолт, я как-нибудь сам справлюсь.

– Но ты нас нисколько не затруднишь. И тетя Сью тебе скажет то же самое.

– У Хэма есть родственники, которые могут о нем позаботиться, – заметил Алва. – Милости просим к нам с Реной, Хэм.

– Спасибо вам обоим, – поспешно произнес Хэм. – Но у меня тут работы по горло, боюсь, не будет времени. И вообще не беспокойтесь за меня. Э… э… Келли… – казалось, он с трудом произносит это имя, – Келли перед отъездом наготовила для меня полно всякой еды и оставила в кладовке.

Уолт-Кэмпбелл не мог скрыть разочарование.

– А мы-то надеялись, что ты будешь к нам приходить, Хэм. В дверях появилась тучная фигура Сьюзан Кэмпбелл с блюдом и полотенцем в руках.

– И наша Люси очень расстроится, – присоединилась она к мужу. – Последний раз она видела тебя весной, еще в школе. Я сказала ей, что ты просто изображаешь из себя неприступного, как все мужчины. – Она разразилась громким хохотом.

– Я обязательно зайду как-нибудь вечером, тетя Сью.

Хэму хотелось поскорее закончить эти никому не нужные разговоры. Он встал с пола, потянулся.

– Прошу прощения, мне нужно в амбар.

Он вышел из комнаты. Кэмпбелл обернулся к Алве.

– Хороший парень. Отец должен быть им доволен.

– Да, сэр. И мачеха, я думаю, тоже, – хитро прищурив глаза, проронил Алва.

Хэм сидел на трехногом табурете для дойки, наклонившись к коровьему животу. Взял в руки теплое, полное вымя, почувствовал между пальцами твердые соски, и… поймал себя на мыслях о Келли, жене отца.

Однажды августовским утром он брился в ванной комнате, за черной лестницей. Дверь была приоткрыта. Он смотрел в зеркало на свое лицо, покрытое мыльной пеной. Слышалось лишь поскрипывание бритвы по щеке. Неожиданно он увидел в зеркале ее отражение. Она стояла в двери позади него, в одном пеньюаре без пояса. Полы пеньюара разошлись, и Хэм увидел узкую полоску тела, от шеи до колен. Он притворился, что не замечает ее. Сжимая бритву дрожащими пальцами, провел острым лезвием по щеке и даже не ощутил боли от пореза, пока не увидел кровь на мыльной пене.

Она стояла не двигаясь. Уголки губ изогнулись в непостижимой улыбке. Потом очень медленно она стянула полы пеньюара.

– Извини, Хэм, не знала, что ты здесь. Я собиралась принять ванну.

Слова застряли у Хэма в горле. Когда он неловко обернулся, она уже исчезла.

Он мял пальцами коровьи соски. Под мышками и между ног стало влажно от пота.

«Наша Люси очень расстроится…» Он снова услышал смех Сьюзен Кэмпбелл.

Люси Кэмпбелл… Похоть, запрятанная глубоко внутри, развернулась в нем, как свернувшаяся в клубок змея. С непривычной силой он сжал коровий сосок, отчего животное нервно переступило с ноги на ногу.

Он вспоминал о Люси почти с яростью. Худощавая, курносая, с коротко остриженными вьющимися волосами, с длинными ногами и ямочкой на подбородке, она походила на хорошенького мальчика. Могла переплыть реку, лазать по деревьям и бегать наперегонки не хуже любого мальчишки. Платье она надевала только по воскресеньям и еще в праздники. Тогда она становилась совсем другой, и их легкие товарищеские отношения куда-то улетучивались.

Это произошло знойным августовским воскресеньем в яблоневом саду позади дома Кэмпбеллов. В душном воздухе жужжали насекомые. Хэм и Люси сидели в тени, скрестив ноги, поигрывая большим зеленым яблоком. Обоих снедало необъяснимое беспокойство, как всегда в этот день. День отдыха…

Люси тогда только исполнилось двенадцать лет, на полтора месяца позже, чем Хэму. Однако временами ему казалось, что он намного моложе ее. Крупная, высокая, такого же роста, как и он. Грудь выпирает под платьем, как два спелых яблока. Пышная юбка с туго накрахмаленной нижней юбкой еще больше подчеркивает волнующую пышность бедер и ягодиц, которые еще совсем недавно казались такими же плоскими, как и его собственные.

Она неожиданно подбросила яблоко высоко вверх, откинулась назад, опершись о ствол дерева, надула пухлые губы.

– Фу-у! Дурацкая игра.

Хэм пожал плечами.

– Можем пойти к нам. Покатаемся на новой лошади, что купил мой отец.

– В платье?!

Люси хохотнула, прикрыв рот рукой. Хэм этого терпеть не мог. Он часто видел, как это делают девчонки постарше. Во время школьных перемен они обычно стояли группками, шептались и хихикали – конечно же, над ним, Хэм не сомневался.

– Хороша я буду на лошади во всем этом. – Она приподняла подол. – Думай что говоришь, Хэм.

– Многие дамы катаются на лошади в юбках. Я видел на картинках. Они просто садятся боком.

– У них боковое седло, глупый! И потом платья у них не такие.

Она еще выше приподняла юбку, отчего стали видны голые коленки. Она сидела с высоко поднятыми раздвинутыми ногами, как обычно, когда носила джинсы.

До этого Хэм сто раз видел обнаженные ноги Люси. Они часто ходили вместе купаться на реку. В детстве они с Люси нередко раздевались до трусиков друг у друга на глазах и купались в карьере, наверху, в горах. Отцы их стояли тут же и весело смеялись. Но сейчас Хэм чувствовал – что-то изменилось. Изменилась она, Люси. Эти выпуклости на груди… Она как-то пожаловалась ему, что они ее пугают. И ноги стали мягкими, округлыми. Тогда, в карьере, он ни разу не задумался о том, что скрывается у нее под трусиками. Сейчас он понял, что и он сам тоже изменился. Он смотрел на нее не отрываясь, чувствуя, как растет внутри горячее блаженное ощущение. Оно стало появляться ночами, на грани сна и бодрствования. Непривычное, неизведанное ощущение, ощущение, которое он ни за что не смог бы описать при дневном свете. И вот теперь оно неожиданно настигло его днем, полностью подчинив себе все его существо. Хэм сидел потрясенный, зачарованный и немного напуганный новым и необъяснимым поведением собственной плоти.

В их взаимоотношениях – почти двенадцатилетней дружбе между мальчиком и девочкой – наступила непоправимая перемена. Хэм сразу это почувствовал и понял, что Люси – тоже. Лицо ее вспыхнуло ярким румянцем, на гладком лбу выступили капельки пота. Тем не менее, она не двинулась с места. Большая яркая желто-зеленая бабочка уселась на ее обнаженную ногу и поползла вверх. Люси не обратила на нее внимания. Они сидели в тяжелом, напряженном молчании, не произнося ни слова, не пытаясь разрушить это напряжение.