Кэт Мартин - Опасные страсти

— Еще рано, — отозвалась Элисса, осматривая безбрежное людское море. — Нам еще рано уезжать.

— Мы должны остаться, — согласилась Нина. — Здесь так много раненых, и все они страдают. Мы поспим прямо здесь несколько часов.

Джеймисон увидел непреклонную решимость в их глазах, и на его измученном в бою лице появилось выражение смирения.

— Так и быть, — сказал он. — Только постарайтесь выкроить для сна хотя бы пару часов. — Наклонившись, майор коснулся поцелуем губ Нины. — Я горжусь вами. — Он улыбнулся Элиссе. — Вами обеими.

Элисса взяла его за руку.

— Что с Адрианом, майор? Мы слышали, британский полк тоже принял участие в сражении. Адриан жив?

— Сегодня после полудня мы вступили в бой с лихтенштейнской кавалерией, — ответил Джеймисон. — Сражение было тяжелым, но наши потери невелики. Адриан цел и невредим. Я видел его менее часа назад. — Глаза майора остановились на лице девушки. В них читались забота и сочувствие. — Адриан спрашивал о вас. Узнав, что вы работаете в госпитале, он встревожился. Его беспокоит, что вы оказались слишком близко к полю сражения. Случись что-нибудь непредвиденное…

— Он должен воевать. Мой долг — оказывать помощь.

Джеймисон несколько долгих мгновений вглядывался в ее лицо, потом кивнул:

— Я передам ему ваши слова. Надеюсь, Адриан поймет. — Он вновь повернулся к Нине, и Элисса оставила их вдвоем.

Ей хотелось, чтобы Адриан приехал, хотелось еще раз увидеть его, извиниться за жестокие слова, которые она бросила ему при расставании в Вене, сказать, что она надеется хотя бы остаться его другом, еще раз признаться, что любит его.

Но Адриан не появился, а Элиссу ждали раненые. Разминая ноющие плечи и шею, с трудом переставляя уставшие ноги, подгибавшиеся на каждом шагу, девушка вернулась к изматывающей работе, молясь, чтобы с любимым ничего не случилось.

Пушечное ядро просвистело над головой и врезалось в землю за спиной Адриана, подняв в воздух тучу пыли и забросав полковника осколками и острыми камешками. Глаза обжег едкий дым, но Адриан продолжал мчаться вперед. Его лицо было мрачным, плечи решительно приподняты. Рядом с Минотавром, взрывая копытами землю, скакал высокий черный жеребец Джеймисона. Британский полк влился в австрийскую армию двумя крупными подразделениями общей численностью четыре тысячи всадников.

Обнажив саблю, Адриан пригнулся к шее Минотавра, пришпорил жеребца и ворвался в шеренгу нападавшего противника. Раздался мушкетный выстрел, и пуля угодила в рукав его мундира, оставив маленькую круглую дырочку, но не задев мышцы и кость.

Адриан не обратил внимания на выстрел. Как всегда перед боем, полковник был спокоен. Он полностью сосредоточился на единственной цели — поразить врага и обратить его в бегство. Так бывало с ним не меньше сотни раз, но сегодня Адриан чувствовал себя иначе. Его спокойствие было чуть более отстраненным, чем обычно, и от этого в его сознании зашевелилась смутная тревога.

Стук копыт стал громче. Слева выскочил француз, и Адриан, взмахнув саблей, сверкающей дугой вонзил ее в грудь противника. Пистолет француза взлетел в воздух и упал в нескольких шагах, воткнувшись в землю, вспаханную взрывом пушечного ядра. Адриан следил за происходящим словно со стороны, наблюдая за собственными действиями, как будто не он сам был человеком в алом мундире с тяжелым клинком в руках, а кто-то другой.

Он знал, что такая отстраненность опасна. Утратив хотя бы на мгновение осторожность, позволив себе отвлечься, он рисковал жизнью.

— Сзади! — крикнул Джейми.

Адриан осадил коня, выхватил пистолет и выстрелил с той же Точностью, как и тысячи раз прежде. Француз упал под копыта набегавших лошадей, а Адриан продолжал мчаться в атаку, орудуя своей окровавленной саблей со смертоносным искусством.

Отчаянная кровавая схватка длилась два часа; солдаты с той и другой стороны падали, словно деревья, поваленные бурей. Потом наступил перелом. Французские шеренги дрогнули, и австрийцы мало-помалу начали овладевать положением.

Подразделение Адриана получило приказ перегруппироваться; он вывел своих людей из боя и осадил Минотавра на вершине невысокого пологого холма. Французы под командованием маршала Бессьера вступили в битву в семь утра, обрушившись на противника плотными колоннами. Австрийцы сражались, не жалея сил, и сейчас, обозревая поле брани, Адриан подумал, что они вполне могут взять верх.

Однако победа давалась нелегкой ценой. За последние два дня были убиты и ранены двадцать тысяч австрийских солдат; потери французов исчислялись примерно той же цифрой.

Разглядывая поле, усеянное окровавленными трупами, Адриан крепко стиснул зубы, чувствуя, как его охватывает усталость, которая не имела ни малейшего отношения к сражению. К тому времени, когда он покинул поле боя и поднялся на холм над госпитальной площадкой, он понял, что в его душе произошли перемены. Он устал от войны и битв, его угнетала смерть и кровь, ему была невыносима мысль об искалеченных и убитых.

Ему надоела суровая армейская жизнь, он устал от одиночества. Он долго служил своей стране верой и правдой и теперь хотел одного — вернуться домой.

Эта мысль явилась для Адриана настоящим откровением, хотя каким-то непостижимым образом в ней не было ничего неожиданного. Судя по всему, он уже давно лелеял ее в своем сердце. Должно быть, Элисса угадала в его глазах то, чего он сам не замечал.

Адриан подумал о ней, и его вновь пронзила боль. Он любил эту женщину, и теперь ему захотелось сказать ей об этом; ему уже давно следовало признаться в своих чувствах. Адриану хотелось забрать Элиссу в Уолвермонт, превратить замок в настоящий дом, которым тот, по сути, никогда не был. Ему хотелось, чтобы замок наполнился детьми, хотелось услышать, как они называют его отцом, хотелось разделить свою жизнь с той, которую, как ему казалось, он любил куда сильнее, чем она его.

С вершины холма он видел светловолосую голову своей любимой. Элисса склонялась над раненым солдатом, держа его за руку и успокаивая мягким голосом. Он увидел, как солнце освещает ее золотые волосы, как слабый ветерок колышет их, открывая щеку девушки, и грудь у него сжалась от тоски. Адриан подумал, что никогда не видел ничего более прекрасного, чем ее перепачканное, измазанное пороховой гарью лицо, усталая улыбка и измученные глаза с отяжелевшими веками.

Он долго смотрел на нее, пытаясь собраться с духом, думая о том, какую боль причинил ей. Он хотел сказать Элиссе, что она была права, что он оказался трусом, но теперь ничего не боится.

Теперь он не боялся любви. За два минувших дня он нашел в себе силы и отвагу сразиться с противником, куда более опасным, нежели враги, противостоявшие ему на полях военных битв. Адриан лишь боялся, что опоздал, что теперь не сумеет убедить Элиссу в своей искренности, что она не простит ему жестокой обиды.