Виктория Холт - Охотничья луна

Тетя Пэтти, которая любила, когда происходит что-то неожиданное, улыбалась мне.

Тереза сказала:

— О, давайте же…

— Вы уверены? — спросила я. — Нас ведь четверо.

— Для Форест Хилла это пустяки. Старый дом может и двадцать разместить не создавая тесноты. Что вы скажете?

Я ответила:

— Это звучит… приглашающе…

Все засмеялись, а потом мы возбужденно строили планы поездки в дом Маркемов у самого леса.

Неделя, которую мы провели в Форест Хилле, была такой, что надолго останется в нашей памяти.

Я часто думала о Джейсоне Веррингере и гадала, как у него дела на континенте в поисках Фионы. Но я думала и о том, что он станет делать, если найдет ее. Если она замужем, он не очень-то может увезти ее домой. И еще мне пришло в голову, что когда он вернется, он может приехать в Молденбери, и мне не хотелось, чтобы это случилось, пока мы в Эппинге, поэтому я написала ему короткую записку, выразив надежду, что он нашел удовлетворительную информацию о Фионе, и что меня в Молденбери не будет, поскольку мы гостим у друзей.

Было много суматохи, когда мы собирались в гости. Вайолит настаивала на том, чтобы сделать небольшую уборку «Просто на тот случай, если что-нибудь произойдет. Мне не хотелось бы, чтобы люди вошли и увидели, что тут все вверх дном».

— Что вы имеете в виду… под «что-нибудь»? — спросила я.

Вайолит сжала губы и не ответила, но будучи Вайолит она подумала о катастрофах на железной дороге, в которых мы все могли погибнуть, или тому подобных крайностях. В любом случае дом должен быть в таком виде, в каком ему полагалось быть для особых гостей.

Мы позволили ей добиться своего. Тереза и я упаковывали сумки, бесконечно обсуждая, что же взять для недельного пребывания на ферме. У тети Пэтти были три шляпных картонки, в каждой по две шляпы. Мы ничего по этому поводу не сказали, зная, что тетя Пэтти и ее шляпы неразлучны.

Джон Маркем встретил нас в Лондоне, мы отправились на место, и с момента прибытия влюбились в ферму.

Из-за жаркого лета уборка урожая началась рано, и мы играли в ней свою роль: с беспокойством вглядывались в небо, выискивая признаки надвигающегося дождя; Тереза и я носили бутылки с холодным чаем и хлеб с сыром для рабочих, садились вместе с ними в тени и слушали их разговоры. Мы с Терезой и я совершали верховые прогулки по лесу. Иногда мы гуляли пешком. Лес был красив, но деревья уже начали окрашиваться в осенние краски, так что буки, вязы, березы и платаны были оттенены желтым; а дубы начинали приобретать красновато-коричневый цвет. Я помню запах жимолости, которая обильно разрослась у дверей фермы. Даже сейчас этот запах возвращает мирные воспоминания.

По ночам я лежала в своей комнате и смаковала удовольствие от физической усталости и опьянения солнечным светом и свежим воздухом. Я спала лучше, чем когда бы то ни было после получения анонимного письма, и была потрясена тем, что за весь день не думала ни о нем, ни о слухах и скандалах; я была так утомлена, так полна впечатлениями дня, что не могла уже переживать те же злые предчувствия и ужас, которые охватывали меня раньше. Я ощущала, что исцеляюсь.

В середине дня мы ели за большим деревянным кухонным столом, раскрыв окна настежь, чтобы доносился запах свежескошенного сена, и участвовали в разговоре об уборке урожая.

— Какая жалость, что вас здесь не будет при окончании жатвы, — сказал Джон.

Он казался совсем другим, чем тот безукоризненный джентльмен, который посетил нас в Молденбери. Я чувствовала — и видела, что другие тоже это ощущали — что знаю его очень давно.

— Может быть, мы могли бы, — с надеждой начала Тереза.

— Тереза, — сказала я, — нам скоро придется возвращаться в школу.

— Не говорите об этом, — мрачно заявила она. Джон рассказал нам об окончании жатвы и о празднике по этому поводу.

— Это лучшее время года. Когда все собрано, дети делают кукурузных куколок.

— «Дабы не начались зимние бури», — процитировала Вайолит.

— И мы развешиваем их на стенах. Это талисманы, дающие надежду получить хороший урожай на будущий год.

— Мы дома это тоже делали, — сказала Вайолит.

— Это общий обычай, — добавил Джон. — И мне кажется, он идет еще из средних веков.

— Люблю, когда поддерживают старые обычаи, — заявила Вайолит.

Думаю, именно она поражала нас больше всего. Ей по-настоящему нравилось в Форест Хилле. Она приняла на себя кухню. Жена управляющего, которая обычно приглядывала за хозяйством, когда семья наезжала сюда, была только рада передать ответственность, а Вайолит была как рыба в воде. Рассказывая о своем детстве, она становилась совсем сентиментальной.

Несмотря на то, что мы счастливо проводили время, я не могла выбросить Лидию из головы, и когда Джон сказал мне: «У вас спальня Лидии!» — мне показалось, что я ощущаю ее там, и раз или два она мне снилась.

Мне казалось, что во сне я слышу ее голос: «Ты не должна обо мне беспокоиться, Корделия, я мертва».

Я проснулась, и эти слова продолжали звучать в моих ушах. Легкие занавески развевались за окном, поскольку поднялся ветер, а окно было распахнуто. Резко вырванная из сна, я вообразила, что там стоит привидение.

— Лидия! — воскликнула я и села в постели. Потом я поняла, что это, и, встав, полуприкрыла окно. Было довольно прохладно.

Я вернулась в постель, но уснуть не могла. Я переживала заново давние дни, вспоминая Лидию.

Но утром я о ней забыла, вышла в поле и смеялась вместе со всеми.

Джон приехал в Лондон с нами. Он направился в Кенсингтон после того, как посадил нас на поезд в Молденбери.

— Это была чудесная неделя, — сказала Тереза. — О, Джон мне так нравится.

Наши каникулы подходили к концу. На следующий день мы с Терезой должны были уезжать в Колби.

В эту последнюю ночь, после того как все разошлись, тетя Пэтти пришла ко мне в комнату с одной из своих бесед.

— В конце концов это оказались очень счастливые каникулы, — сказала она. — Маркемы мне понравились.

— Да, такая милая семья. Конечно, они все ощущают потерю Лидии.

Несколько мгновений тетя Пэтти молчала. Потом сказала:

— Думаю, Джон Маркем на полпути к тому, чтобы в тебя влюбиться, Корделия.

— О, тетя Пэтти, я знаю его так мало. Вы очень романтичны.

— Я знаю, что ты считаешь меня в этих делах полной невеждой, потому что я живущая в деревне старая дева. Но я ведь читаю свои трехтомные романы, и то, что в них происходит, открывает глаза даже глупой старой холостячке вроде меня.

Я обхватила ее руками и поцеловала.

— Я не позволяю делать о вас уничижительных замечаний, даже если вы сами их произносите.

— Это был такой милый дом, — она выглядела несколько мечтательно. — Я часто думаю о том, как бы ты вышла замуж и у тебя были бы детки. Ты знаешь, мне бы очень хотелось малышей.