Джо Гудмэн - От всего сердца

— Я думал, ты простила меня, но, видимо, ошибся.

— Тебя не за что прощать. — Только теперь Беркли вспомнила об утренней ссоре. Теперь она считала глупым, что обиделась на Грея. Какая мелочь эта размолвка по сравнению с бедой, настигшей ее! — Ты вправе решать, что можно сообщить Торнам, а что нельзя. Требуя от тебя того, к чему ты не готов, я думала только о себе. Убеждена: они не ждут от меня вестей. Я хотела написать им только для того, чтобы они не заподозрили мошенничества. — Она погладила большим пальцем тыльную сторону ладони Грея. — Не это ли ты имел в виду, говоря, что добрые намерения зачастую продиктованы эгоистическими побуждениями?

— Разве я говорил такое?

— Нечто в этом роде.

— И ты не назвала меня напыщенным болваном?

Почувствовав его губы на своей шее, Беркли слабо улыбнулась. Прикосновение Грея было невыразимо нежным. Она хотела что-то сказать, но к горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы. Грей поднял голову:

— Покинув «Феникс», я некоторое время гулял по городу. Сначала бесцельно бродил, потом вдруг очутился в порту. Известно ли тебе, что сейчас там ремонтируется судно «Ремингтон шиппинг»?

— Слышала что-то.

Грей усмехнулся.

— Я написал короткое и довольно туманное письмо и отдал его капитану с просьбой доставить в Бостон. Не знаю, как отнесется к моему посланию Декер Торн, если вообще придаст ему какое-либо значение. Может, он не ответит. Я не упомянул о тебе, но не потому, что боялся причинить тебе неприятности, ведь ты не сделала ничего плохого. Ни сейчас, ни раньше.

Теперь слезы полились по щекам Беркли, и она нетерпеливо вытерла их.

— Ты даже не представляешь себе, что я натворила, — запинаясь, пробормотала она. Грею оставалось лишь догадаваться, что означают ее слова. Он притянул жену к себе, прижал ее лицо к своему плечу и держал так до тех пор, пока она не перестала всхлипывать.

Наконец Грей отстранился, взял платок, лежавший на столике у кровати, и протянул его Беркли. Она промокнула глаза. Грей забрал платок и бросил на столик. Ткань развернулась, прикрыв тонкую золотую цепочку, на которой висела серьга.

— Что случилось? — спросил он. — Я хочу тебе помочь.

Беркли печально улыбнулась:

— Видно, тебе на роду написано помогать людям.

— Только не говори никому. Я стану все отрицать.

На мгновение лицо Беркли утратило отчаянное выражение, и Грей посмотрел ей прямо в глаза:

— Возьми меня за руку, Беркли. Неужели все то, что ты якобы прочла по моей ладони — ложь? Неужели не веришь, что я тебя люблю?

— Тебе будет больно.

— Твое молчание причиняет мне еще большую боль. «Быть может, найдется способ открыть Грею лишь часть правды, умолчав об остальном», — подумала Беркли. Если Гаррет Денисон приехал в Сан-Франциско только за серьгой — что ж, он получит ее. Если Андерсон надеется, что она заплатит ему за молчание, Беркли даст ему деньги. Наверняка Гаррет и Андерсон уже вернулись в свои номера, раздосадованные тем, что ей удалось ускользнуть от них. Они понимают, что ждать ее скорого возвращения не приходится. Но это сулит лишь короткую отсрочку. Гаррет и Андерсон уже догадались, что ее просто загнать в угол и заставить держать рот на замке. Беркли не знала даже, под какими именами они живут в отеле.

Серьга и деньги. А вдруг требования Гаррета и Андерсона этим не ограничатся? Вспомнив, как Андерсон говорил о ее ребенке, Беркли с трудом сдержала дрожь.

— У нас будет ребенок, — прошептала она. Грей бросил взгляд на свою ладонь.

— Надеюсь. Ты говорила, целых четверо. С Натом — пятеро.

Беркли потянула его руку под одеяло и положила на свой чуть округлившийся живот.

— Ребенок.

Она с подозрением посмотрела на него:

— Ты не знал? Ты правда не догадывался?

«Что ответить? — думал Грей. — Сказать, что не ведал о ребенке, — значит выставить себя самым тупоголовым мужчиной в городе». С другой стороны, что-то мешало Грею признаться в своих подозрениях. В вопросе Беркли ему чудился намек; оставалось лишь надеяться, что он понял его правильно.

— Правда не знал, — ответил Грей. — Ребенок… — На сей раз в его голосе звучало скорее благоговение, чем изумление. — Об этом ты и не хотела мне говорить? — «Не лги мне, Беркли».

— Да… нет… — Она сжала его ладонь. — Все не так просто. Конечно, я собиралась сказать тебе, но только после того, как ты предложишь мне выйти за тебя замуж. Иначе я всю жизнь терзалась бы подозрением, что ты женился на мне только из-за ребенка. Ты мог бы возражать, но у меня навсегда остались бы сомнения. А я не хотела сомневаться в тебе. А потом… после свадьбы… я подумала — а правильно ли поступила, что вышла за тебя, умолчав о беременности. Вдруг ты стал бы меня презирать? Или решил, что Я согласилась вступить в брак только из-за ребенка?

— Это действительно так?

— Нет!

— Я верю тебе.

Беркли смотрела на него во все глаза.

— Правда? — И хотя это была лишь одна из ее тайн, она почувствовала себя так, словно сбросила с плеч весь груз тревог. Беркли взяла лицо Грея в свои ладони. — Твое доверие — честь для меня.

«Если только оно взаимно», — хотел было ответить он, но Беркли поцеловала его, и мысль осталась невысказанной.

— Ты рад, что у нас будет ребенок? — смущенно спросила она.

— Рад. — Грей легко поцеловал ее, скрывая терзающую его тревогу. — Признайся, неужели я один ничего не знал? Кто-нибудь должен был догадаться.

— Почему? Неужели так заметно?

«Гаррет догадался», — вдруг вспомнила Беркли.

— Только по косвенным признакам. Ты порой не выходишь к завтраку, либо встаешь из-за стола, не доев. Иногда целое утро проводишь в постели. И у тебя необычайно усталый вид.

— Очень любезно с твоей стороны умолчать о том, что я толстею.

— У тебя замечательный кругленький животик. — Грей сдвинул одеяло на несколько дюймов и внимательно пригляделся к ее груди. Тело Беркли порозовело, соски начали твердеть. Грей приподнял бровь. — Кажется, я тоже увеличиваюсь в размерах.

— Я чувствую, — отозвалась Беркли. Ее рука под одеялом ласково сомкнулась вокруг его плоти.

Андерсон оказался терпеливее, чем думала Беркли. Прошла целая неделя, прежде чем он вновь объявился в игорном зале «Феникса». Беркли прекрасно понимала, что, давая ей отсрочку, Андерсон преследует собственные цели. Он намеревался постоянно держать ее в напряжении и весьма преуспел в этом. Перед лицом опасности Беркли чувствовала себя совершенно беспомощной.

Целых семь дней все избегали ее, даже Пандора. Беркли не могла сосредоточиться, потеряла аппетит, с трудом поддерживала разговор. Весть о том, что она беременна, разносилась все шире, и ее вспыльчивость объясняли именно этим обстоятельством. Окружающие считали, что девятого месяца еще долго ждать.