Карен Рэнни - Обещание любви

– Нет, – начал Алисдер, рассеивая очевидные страхи Джудит, – это не священное место, просто таинственное. Мы – загадочный народ, полный суеверий. Это несчастливое место. В деревне уверены, что здесь из земли выходит Черный Дональд, а эти знаки на камнях – следы его копыт.

– Кто-кто? – переспросила Джудит.

– Черный Дональд. Англичане называют его дьяволом. Только большой вопрос, кто чернее. Ты когда-нибудь вешала у себя в доме подкову? – быстро спросил Алисдер, до того как она съежилась при упоминании своей национальности.

– Да, конечно, на счастье. – Она взглянула на Алисдера, пойманная врасплох неожиданной мягкостью в его голосе и неотразимой улыбкой. Сердиться было невозможно.

– Мы тоже так делаем. Только англичане вешают ее проемом вверх, а нам все равно, но есть причина, по которой вы вешаете ее именно так. Хочешь услышать? – Его мальчишеская улыбка светилась обаянием, о котором она давно догадывалась, но увидела только сейчас. Перед ней был незнакомец, чей взгляд, устремленный на землю, раскинувшуюся перед ними, являл странную смесь печали и властности.

Она кивнула.

– Однажды, – начал он, словно отец, рассказывающий сказку на ночь своей зачарованно слушающей дочке, – Черный Дональд вытащил кузнеца из постели. Ему нужно было срочно подковать копыто. Кузнец страшно испугался, но и рассердился, что его подняли ночью. Поэтому, забивая в копыто первый гвоздь, он всадил его слишком глубоко. Гвоздь пробил копыто и впился в плоть Черного Дональда. Тот в ярости запрыгал на одной ноге, крича от боли, и потребовал, чтобы кузнец закончил свою работу более осторожно, иначе он нашлет страшное несчастье на него и на всю его семью.

Джудит сидела неподвижно, склонив голову и сложив на коленях руки, словно боялась пропустить слово. Алисдер решил, что она слушает его, и улыбнулся:

– Так вот, услышав такую угрозу, кузнец понял, что лучше ему заключить с дьяволом сделку. Он сказал, что не закончит работу до тех пор, пока Черный Дональд не согласится выполнить одно его условие. А условие было такое: где бы дьявол ни увидел подкову, не важно где, на земле или висящей на гвозде, он не станет делать зла. Черный Дональд, который по-прежнему прыгал на одной ноге, нехотя согласился. И, прежде чем закончить свою работу, кузнец обвешал весь свой дом подковами. Из-за этой сделки Черный Дональд оставил семью кузнеца в покое. Вот почему нам все равно, в каком положении висит подкова, важно, что она есть и, значит, Черный Дональд не сделает ничего плохого.

Джудит улыбнулась. Хорошо бы она улыбалась почаще – тогда в ее глазах появлялись веселые искорки, а на щеках – забавные ямочки.

– Я думаю, это знаки пиктов, – проговорил Алисдер, указывая на камень, – но, подозреваю, никто уже никогда этого не узнает наверняка.

– Пиктов?

– Да, пикты – древний народ. Наверное, от них и пошли шотландцы. По крайней мере они были здесь задолго до римлян.

– Первый раз слышу, что римляне захватили Шотландию.

– Нет, не захватили, – улыбнулся Алисдер. – Пытались, но тщетно. Похоже, чуть не половина всех захватчиков в истории пытались покорить Шотландию и терпели поражение. По крайней мере до англичан.

Как хорошо, как спокойно вот так сидеть рядом!

– Нет, Джудит, – успокоил ее Алисдер, – не надо сердиться. Я не ставлю тебе в вину твою национальность. Она от тебя не зависит. Я виню английское правительство и свору волков, которую выпустил на волю граф Камберлендский, виню каждого зверя из этой стаи.

Ветер развевал волосы Джудит вокруг плеч, она крепко сжала руки на коленях.

Алисдеру нравилось, когда волосы у нее свободно падали, как у дикарки или у шотландской девушки.

Алисдер рассеянно взял длинную прядь волос, потер ее между пальцами, наслаждаясь их шелковистостью и насыщенным каштаново-золотистым цветом.

– У твоих волос сотня оттенков, – негромко проговорил он, не обращая внимания на то, что она с каждым мгновением отодвигается от него все дальше. «Еще немного, – подумал Алисдер, – и она упадет с валуна».

Джудит высвободила прядь из его ладони и пригладила волосы, пытаясь придать им опрятный вид.

– Ты ведешь себя… непрактично, – отозвалась она, хмуро сводя брови.

– Ах, это слово. – Он мягко улыбнулся. – С ним связано столько обязанностей, – сказал Алисдер, поднимаясь с валуна и протягивая руку Джудит, – например, практичность требует, чтобы я не забывал, что у меня полно работы. Греться на солнышке в скалах, конечно, приятно, но у меня есть обязанности и обязательства.

– У меня тоже, – нехотя призналась Джудит, удивляясь нахлынувшему сожалению. С одной стороны, она хотела удержать его здесь еще хоть немного, а с другой – радовалась, что их уединение скоро закончится. Джудит дивилась своим противоречивым желаниям, не понимала себя и старалась держаться на расстоянии от Алисдера.

– А ты знаешь, – словно между прочим начал он, – существует история о пиктах и вересковом эле. Напомни мне, я как-нибудь расскажу ее тебе, когда последствия его пройдут.

– Этот вересковый эль очень коварен, Маклеод. – Джудит широко улыбнулась, блеснув ровными белоснежными зубами.

«Интересно, догадывается ли она, как хороша, когда улыбается?» – подумал Алисдер.

Они опять прошли мимо мирно пасущихся овец, но, прежде чем расстаться, Алисдер остановился, взял руку Джудит и задержал в своей ладони, рассматривая ее тонкие пальцы. Джудит выдернула руку, прежде чем он сказал что-либо о волдырях.

– Я не поблагодарил тебя, Джудит, – тихо произнес Алисдер, – за твои усилия, за твой труд, за то, что тебе не все равно. – Он едва заметно улыбнулся, заметив ее смущение.

– В работе время летит быстрее.

– Ах да, время. Его осталось совсем немного, да? – Он смотрел на нее так пристально, словно пытался разгадать ее мысли.

– Всего месяц. – В голове у нее словно зазвучала радостная мелодия капели. Кап-кап – весело стучали капли одна за другой. Осталось провести лишь месяц в развалинах замка Тайнан. Как странно, ведь каждый новый день приносит что-то, с чем ей жаль расставаться. Например, Софи… Джудит никогда не забудет ее искрящихся голубых глаз, ее неизменно смеющихся или улыбающихся губ. Ей будет не хватать доброй мудрой женщины, которая не с каждым днем, а с каждым часом становилась все прозрачнее, словно таяла прямо на глазах.

Еще месяц она может наслаждаться закатом над бухтой, сладковатым запахом сосен, который долетал до ее спальни сквозь открытое окно. Месяц, за который она должна научиться жить без ставшего уже привычным говора Малкольма, без ласкового ветерка, обдувающего Тайнан, словно нежный любовник.

– Двадцать восемь дней, – поправил ее Алисдер, – я тоже умею считать.