Паулина Гейдж - Проклятие любви

– Как ничего не знал и я, пока бог не выбрал меня, чтобы просветить. – Эхнатон говорил глухим голосом, в глазах стояли слезы. – В следующем месяце река должна начать подниматься, если я поступил правильно с точки зрения Диска.

Сменхара смотрел на него.

– Ты отдаешь мне трон Гора? Ты спускаешься по священным ступеням? Фараон не может передавать свою божественную миссию другому при жизни!

– Нет, я останусь правителем на троне, божественным воплощением в Египте. Я не отдаю тебе власть правления, ты лишь будешь молиться от моего имени. Однажды ты станешь воплощением Атона, но он желает ввести тебя в свою семью сейчас. Он станет слушать только тебя. Хранитель, возьми корону и регалии, Пареннефер, очисти проходы. Мы пойдем в мою опочивальню. – Он разжал пальцы и потянулся к щеке Сменхары, и что-то в его миндалевидных глазах, внезапно ставших томными, заставило юношу быстро отпрянуть. – Идем, Сменхара, – настаивал фараон, когда хранитель снял с него корону и заменил ее белым льняным шарфом, положив крюк и цеп рядом со скимитаром в золотой сундучок. – Я удостою тебя чести стать истинным членом моей семьи.

– Но я уже и так член царской семьи! – выпалил Сменхара, испугавшись не на шутку. – Моя мать – императрица, мой отец…

Он умолк, поймав на себе суровый взгляд Эйе из-за плеча Эхнатона. Это было явное предупреждение. Еще секунда, и Сменхара бросился бы с помоста, чтобы искать убежища в своих покоях, но вместо этого он нетвердо поднялся вместе с фараоном. Эхнатон обнял его за плечи, притянув к себе. Он тяжело задышал, легко касаясь ногтями голого тела Сменхары с потеками масла. Вестник принялся выкрикивать предупреждения всем, кто мог встретиться на пути владыки всей жизни.

Фараон отпустил царевича, лишь когда они оказались за закрытыми дверями царской опочивальни, но и тогда он отнял руку только для того, чтобы взмахом выпроводить слуг. Казалось, он оправился от своего мрачного настроения. Он снисходительно и ободряюще улыбался, глаза его сверкали. Налив вина, он протянул чашу Сменхаре, который схватил ее и залпом выпил, серебряный край чаши стучал о его зубы. Он покрылся испариной. Эхнатон подошел ближе и начал снимать сине-белые ленты с головы юноши, проводя руками по гладкой коже головы, по щекам, по похолодевшим губам.

– Ты очень красив, – проговорил он.

Сменхара не мог смотреть ему в глаза. Он стоял, дрожа, повесив голову, как жертвенный бык. Эхнатон снял с него ожерелье, браслеты и кольца, целуя каждый палец. Он тяжело дышал, узкая грудь быстро вздымалась и опускалась. Он сбрызнул свои пальцы ароматным маслом, которое вытекло из колпачка с благовониями Сменхары и размазалось по его груди, потом принялся растирать его. Сменхара крепко зажмурился, неистово пытаясь уйти в воспоминания, представляя Мериатон и благоуханные дни, которые они вместе проводили в Малкатте, хихикая и попивая пиво в саду; свою ладью на полноводной реке, удочку в своих руках; новых друзей, которые стайками ходили за ним.

Но он не мог скрыть отвращение, которое испытывал к прикосновениям фараона. Руки теперь касались его шеи. Ароматное дыхание Эхнатона било ему в ноздри. Он открыл глаза и увидел, что длинное лицо приближается к его лицу, толстые губы слегка приоткрыты. Я не должен бежать – мрачно думал он. – Если я убегу, то утрачу возможность взойти на трон. Если я вызову его недовольство, фараон, может быть, изберет в наследники Тутанхатона вместо меня, и я навсегда останусь царевичем, а Мериатон никогда не будет моей.

Губы фараона нашли его губы, отстранились, потом снова прижались уже более уверенно, а руки все сильнее прижимали его к мягкому телу бога. Ищущие руки фараона скользнули вниз по прямой спине Сменхары, нашли край юбки и, развязав ее, сбросили на пол. Скользкие от масла пальцы впились в крепкие ягодицы, губы скользили вниз по шее Сменхары. Несмотря на свое отвращение, юноша почувствовал, что у него внутри все расслабилось.

– Смелее, царевич, – пробормотал Эхнатон, отстраняясь с сонной улыбкой. – Это необходимо. – Он сел на край ложа и притянул Сменхару к себе.

Позже он лежал, обняв брата, голова Сменхары покоилась у него на плече. Поднялся ветер, и пыль залетала в комнату сквозь прорези под потолком и клубилась вокруг оконных занавесей. Почти рассвело, но комната была погружена во мрак, только ночник разливал рядом с ложем тусклый желтый свет.

– Ты хороший юноша, очень старательный, – сказал фараон. – Можешь быть уверен в милости Атона. Моя милость тебе уже обеспечена. Позволь мне сделать тебе подарок, Сменхара. Чего бы тебе хотелось?

Мне бы хотелось побежать к реке, нырнуть в нее и мыться, мыться, – горько думал Сменхара, исполненный стыда и унижения. Но тут ему пришла мысль, и он приподнялся на локте, глядя сквозь темноту в умиротворенное лицо.

– Если я доставил тебе удовольствие, божественный брат, если ты любишь меня и истинно хочешь наградить меня, отдай мне Мериатон.

Лицо Эхнатона сделалось непроницаемым.

– Это невозможно.

– Почему? У тебя власть. Я теперь твой наследник. Разве ты забыл, как твой предшественник отказался отдать тебе царицу Ситамон, твою сестру, как он заставил тебя ждать, пока он не умрет? Не заставляй меня таким же образом ждать Мериатон.

Угроза в его словах была очевидной, на самом деле он хотел сказать: Если ты заставишь меня ждать, я буду презирать тебя так же, как ты презирал Осириса Аменхотепа. Сменхара, внимательно глядя на него, видел отражавшуюся в его глазах борьбу между ненавистью фараона к отцу и чувством собственника. Он напряженно ждал; наконец фараон вздохнул.

– Я не забыл. Как я мог забыть? Хорошо, Сменхара, мы будет делить ее. После всего, что было, мы – одна семья.

– Нет! Нет, теперь я в твоей власти и клянусь, что буду покорным и послушным долгу. Но поскольку я следующее божественное воплощение, Мериатон только моя, по праву. Бекетатон мертва.

– Есть Анхесенпаатон.

Сменхара бессовестно решил рискнуть.

– Это правда, – прошептал он, – но Атон уже показал мне, что я твой наследник. Он приходил ко мне во сне прошлой ночью и сказал, что ты отдашь мне Мериатон.

Эхнатон лежал неподвижно. Постепенно выражение огромной печали смягчило его лицо, и он умоляюще посмотрел на Сменхару.

– Бог говорил с тобой? О Сменхара, какой ты счастливый! Я истосковался по голосу, который слышал прежде. Хорошо. Если это воля Диска, я отдам ее тебе.

Сменхара широко раскрыл глаза. Он не мог поверить, что фараон так легко сдался.

– Благодарю тебя, – сказал он, не в силах скрыть радость в голосе.

Эхнатон улыбнулся.

– Если ты истинно благодарен, тогда поцелуй меня.

Несколько мгновений Сменхара рассматривал выжидательно раскрытые губы фараона, но затем, набравшись решимости, наклонил голову и поцеловал их.