Шелли Такер - Объятия незнакомца

– При чем тут флот? Зачем флоту удобрения?

Выстрелы звучали, не прекращаясь, один за другим, и где-то совсем рядом. Вероника, забившись в угол коляски, отчаянно визжала.

– Мне кажется, он прослышал о полевых опытах, – прокричал Арман. – Я отдал ему тот образец, который был у меня, а через несколько дней он вдруг объявился снова и потребовал продать ему все. Взывал к патриотизму. Говорил, что грядет расцвет Франции. Пугал меня непрошеными гостями, имея в виду англичан. Потом дал мне охрану и пистоль. Сказал, чтобы я был осторожен.

Коляска угодила в рытвину и накренилась так, что все трое едва не выпали.

Перепуганная Мари вцепилась в сиденье.

– Арман, не гони лошадей! Мы же перевернемся!

– Ты не знаешь этих людей. Они способны на все. Когда они рассказали мне, как они использовали твою смесь, у меня волосы встали дыбом. Они...

Сзади раздался мощный грохот. Это был явно не выстрел. Скорее это походило на взрыв.

Мари посмотрела назад, туда, где остался их дом. В небе полыхало красное зарево.

– Огонь! – закричала она, охваченная гневом и страхом. – Они подожгли наш дом!

Арман тихо выругался.

– Болваны! О чем они думают! Там же лаборатория! Он рванул поводья, но лошади, не слушаясь, неслись во весь опор.

– Ложитесь! – закричал Арман. – На пол! Закройте головы руками!

Но они не успели.

Грохот невиданной силы прокатился в ночи – словно мир разорвался на кусочки.

Мари не слышала своего вопля. Только почувствовала взрывную волну. А еще увидела небывало яркое свечение, озарившее ночную мглу. Она видела его сквозь ладони, прижатые к векам плотно закрытых глаз..

Потом, когда к ней вернулся слух, она услышала ржание обезумевших лошадей. Ландо стремглав неслось вниз по холму, затем, на полном ходу зацепившись колесом за огромный булыжник, опрокинулось на бок. Мари испытала головокружительное чувство полета, ощутила удар о землю, а потом жгучую боль в голове.

Больше она ничего не чувствовала.

Лондон

Приходите один, говорилось в письме.

Лорд Максимилиан д'Авенант в наглухо застегнутом пальто вышел из наемного экипажа в непроглядную темноту причалов. Треуголка, низко надвинутая на глаза, оставляла видимой лишь двухдневной давности щетину на щеках и подбородке. Рука сжимала полупустую бутылку с мадерой. Только сейчас, когда теплый весенний воздух дохнул ему в лицо, он почувствовал, как холодит ногу стальное лезвие ножа, спрятанного в голенище правого сапога.

Стояла ночь новолуния – такая же черная, как его пальто, – и он понимал, что день и час встречи выбраны не случайно. По телу пробежал холодок страха. Нащупав пистоль, спрятанную в потайном кармане пальто, он почувствовал себя увереннее.

Намного увереннее.

Человек, приславший это загадочное письмо, не настаивал на том, чтобы Макс пришел безоружным; но если бы такое требование было выдвинуто, он проигнорировал бы его. Он не так глуп, чтобы оставить оружие дома, пусть и не слишком искушен в делах подобного рода.

Совсем не искушен в интригах, уныло подумал Макс.

Кучер, открывший ему дверь, вежливо молчал в ожидании своих денег, но было ясно, что ему не терпится поскорее убраться отсюда. Макс стряхнул с себя оцепенение, вынул из кармана несколько гиней и щедро наградил старика.

– Благодарствуем, ваша светлость. – Старик приподнял шляпу. – Премного благодарны.

Он закрыл дверь, влез на козлы, и карета, громыхая колесами по булыжной мостовой, скрылась в ночи.

Макс остался один на темной, безлюдной улице.

Он постоял несколько минут, пытаясь сориентироваться в темноте, затем повернул налево и зашагал размеренным, осторожным шагом. За те два года, которые он чувствовал себя здоровым, он исследовал каждый уголок Лондона, но в этой части города бывал редко. Он хорошо изучил доки, принадлежащие Ост-Индской компании, но в районе Южных доков, мрачном и опасном, чувствовал себя неуютно.

Пройдя несколько шагов, он остановился и, секунду подумав, зашагал дальше, неуверенно и шатко, изображая молодого повесу, уже изрядно подвыпившего, но продолжающего совершать обход пивных. Вот и представился случай излить свою тайную страсть к лицедейству, мрачно усмехнувшись, подумал Макс. Хотя это отнюдь не та роль, о которой он мечтал.

Время от времени он останавливался, трясущейся рукой подносил бутылку ко рту и вливал в себя немного вина, в то время как глаза его, спрятанные под полями шляпы, читали названия таверн в поисках упомянутого в письме. А еще он старался заметить и запомнить каждую деталь, каждую мелочь, и при этом не привлечь внимания к себе.

Тусклый свет фонарей желтил лужи по обочинам улицы. Фонари горели через один. В этот час улица была почти безлюдна; только усталый матрос или милующаяся парочка изредка проходили мимо. Люди предавались своим нехитрым заботам и радостям и не обращали никакого внимания на жалкого, едва стоящего на ногах пьяницу. Макс вышел из хилой полоски света, прочерченной по мостовой, и оказался в темноте.

Странное чувство охватило его. Безлунная ночь казалась неестественно тихой и какой-то пустой. Из многочисленных пивных и таверн не доносилось ни звука – ни хриплого хохота, ни непристойных песенок, которые обычно разносит соленый морской ветер. Ужас и отчаяние ощущались даже здесь.

На его лице снова мелькнула мрачная усмешка. До не давнего времени война с Францией шла довольно успешно, настолько успешно, что в них взыграло высокомерие победителей. Но две недели тому назад все изменилось. Всеобщий восторг сменился отчаянием. И сам он не исключение – сначала вместе со всеми испытывал радостное головокружение, а теперь переживает отчаяние.

Осторожно продвигаясь по темной улице, стараясь ни на секунду не потерять бдительности, он вдыхал морской воздух, густо пропитанный запахом мокрого дуба. От этого запаха, любимого и родного, щемило сердце. Это был запахи Англии.

Запах моря и кораблей.

Он проглотил комок в горле и попытался думать о чем-нибудь другом. Но вокруг стояла такая тишь, что мыслям было не за что зацепиться. Ни плеска Темзы, ни дуновения ветерка с Ла-Манша. Все молчало. Казалось, вода и воздух застыли, ужаснувшись страшной трагедии, что разыгралась две недели назад в устье главной реки Англии. Трагедии на корабле д'Авенанта.

У Макса пересохло во рту. Невероятным усилием воли он подавил нахлынувшие воспоминания. Сегодня нужно иметь холодную голову. Сегодня это нужно как никогда.

Приходите один. Он не сразу обратил внимание на письмо, лежавшее среди других на серебряном подносе, который поставил на его стол камердинер. Последние две недели в их дом ежедневно приходили десятки писем с соболезнованиями, и он уже хотел было отложить его в сторону вместе с остальными, как вдруг заметил, что письмо адресовано ему. Не брату Джулиану, не матери, вдовствующей герцогине Сильвертонской, а лично ему.