Элизабет Кларк - Соблазнительная лгунья

Она вышла в темную ночь и направилась домой. С каждым шагом ей было все страшнее и страшнее идти по этой черной улице без фонарей.

– Джульетт! – услышала она сзади и увидела Томаса. – Неужели ты собираешься идти по такой улице одна?

– Первые одиннадцать лет я прожила на улице, – сказала она как отрезала.

– Но тогда ты не была знакома со мной, – сказал Томас и попытался ее обнять.

Как же ей хотелось не чувствовать себя так чудесно в его теплых и сильных руках! Как же ей хотелось не сходить с ума от его запаха и вкуса его губ!

– Разве ты забыла, что мы помолвлены? – прошептал он, двигая ее по направлению к карете. – Помнишь? Давай отработаем эту сцену. Почему ты сейчас собираешься домой?

– Я очень вымоталась и хочу есть, – сказала она, понимая, что опыт работы в доме не пошел ей на пользу. Раньше она была намного выносливее, а теперь еле-еле может переносить голод или отсутствие сна.

– Скажи, устроит тебя ветчина, картошка и индейка?

Теперь она чувствовала, что реагирует на его слова даже желудком. Кажется, у нее просто потекли слюнки. К тому же с ее нынешними заработками такого ужина она не могла себе позволить. Но еще больше она была раздражена. Она же сказала Томасу, что не хочет больше оставаться с ним наедине, а он делает вид, будто этого не слышал.

– Со мной все будет в порядке, – выдавила из себя она, хотя ее желудок требовал, чтобы она немедленно согласилась на предложение Томаса. – У меня дома найдется еда.

Томас, внимательно и испытующе посмотрел на Джульетт:

– А я уверен, что еды там не найдется.

Это уже было слишком. Ну почему он всегда строит из себя человека, который все знает и все может?!

– Почему это ты знаешь? Ты знаешь, потому что ты там уже был? – сказала она, вывернувшись из-под его руки. Почему это ты знаешь? Ты знаешь, потому что ты там уже был? – сказала оПожалуйста, не надо делать вид, что мы собираемся пожениться, Томас. На нас сейчас никто не смотрит на этой безлюдной улице, к тому же далее если бы кто и смотрел, то мне, если честно, у лее наплевать. Я не хочу, чтобы ты приходил меня встречать. Я не хочу, чтобы ты притворялся, что мы собираемся пожениться. Ни единой секунды с этого момента. Мне не нужны твои поцелуи, мне не нужна твоя еда. Я смогу выжить без тебя. У меня все будет отлично. У меня без тебя все будет нормально. Мне не нужны эти идиотские спектакли».

В тусклом свете газовых фонарей она видела, как его лицо перекосилось от боли, которую она ему причинила. Нет, он больше не собирался с ней спорить. Он не собирался удерживать ее в своих объятиях. Он не собирался переубеждать ее. Он выглядел так, будто воевал сам с собой и словно что-то хотел сказать ей, но не мог.

Он тяжело вздохнул и посмотрел ей в глаза долгим взглядом.

– Возьми экипаж, – наконец сказал он. – Там много еды, которую я приготовил для нас с тобой, чтобы мы ее съели по дороге к Грегори. Поезжай, так будет безопаснее, а кучеру я уже заплатил.

Он растворился в ночи, и его мощные плечи впервые показались ей какими-то печально опущенными. Она не знала, из-за нее ли произошла в нем такая перемена. Могла ли она надеяться на то, что именно ее слова так повлияли на него?

Джульетт едва смогла заснуть той ночью. Она думала о той странности, с которой Томас ушел от нее. Каким злым, несчастным и обиженным он выглядел в ту ночь! Знал ли он, как сильно она его любит? Понимал ли, чего это ей стоило? Но она не могла ему сказать о своих настоящих чувствах. Она думала о том, как и что чувствовала ее мать, слушая леди Эдит Бэнфорд и ее болтовню о грядущей свадьбе Уильяма и Хойзл.

И она понимала, что но сравнению со своей матерью она легко обошлась. Но ей все равно было больно. Ей было больно, потому что Томас был значительно лучше, чем Уильям Бэнфорд. Ей было больно, потому что она просила себя не любить его и наконец полюбила – чисто и ясно.

«Так почему бы тебе не сказать, как сильно ты его любишь?» В глубине души она понимала, что это не поменяло бы всей ситуации. Каждый раз он говорил ей лишь: «Мы притворяемся. Мы притворяемся, и ничего больше».

На следующий день в ателье мисс Гловер часы тянулись, словно годы, и пальцы Джульетт пыли от тяжелой, однообразной работы.

Вдруг в середине дня в их комнату вошла мисс Гловер, бледная и очень расстроенная.

– Тебе надо выйти и пойти за ателье в аллею. Там на улице ждет человек, – сказала она, и голос ее дрожал.

– Прошу прощения, мисс Гловер? – не поняла Джульетт.

– Иди, пожалуйста, Джульетт, – ответила мисс Гловер значительно громче, чем когда бы то ни было.

Она прошла в заднюю комнату, потом вышла во двор и в аллею, и ее сердце упало.

Инспектор Ханниган стоял там вместе с полицейским. Инспектор посмотрел па Джульетт с неприязненным выражением лица.

– Так это ваше новое место работы? – спросил он.

«Было», – подумала Джульетт. Теперь, после того как это случилось, вряд ли мисс Гловер захочет, чтобы Джульетт продолжала у нее работать.

– Да, это мое новое место работы. Но теперь, когда вы посетили меня здесь, думаю, что с завтрашнего дня это место уже перестанет быть местом моей работы.

Инспектор Ханниган скривился:

– Мисс Гаррисон, когда же вы научитесь оставлять при себе ваше мнение. Я не спрашиваю ваших прогнозов относительно вашей жизни. Почему вы не сообщили нам о вашем местонахождении?

Джульетт ничего не ответила.

– Так что же, я не говорил вам, что нужно постоянно извещать меня о своем местонахождении?

– А можно ли мне сейчас высказать свое мнение, инспектор, или вы опять будете на меня ругаться из-за этого?

– Не пытайтесь меня разозлить, мисс Гаррисон, хотя вам это прекрасно удается.

– Я просто пытаюсь быть искренней, инспектор, в своих ответах. Если бы я была виновна, стала бы я пытаться злить вас? Я знаю, что согласилась извещать вас о своем местонахождении. Но я до сих пор здесь на испытательном сроке и лишь недавно нашла хоть какое-то жилье. Моя единственная родственница – любимая тетя – умерла, и у меня не было ни секундочки свободного времени, чтобы сходить в полицию или далее написать записку.

Пока она говорила, она поняла, насколько странно звучат её слова. Ведь за то время, которое прошло, она успела перевезти все свои пожитки, найти новую работу, сходить к Бэнфордам, и даже не раз.

– Я думаю, вам стоит знать, мисс Гаррисон, что мы поговорили со всеми подозреваемыми, и у каждого из них есть алиби.

– Как и у меня, – сказала она. – Хоть и не такое пристойное, как у всех остальных…

– Ну… может быть, – сказал он. – Но почему-то вы не принимаете мои предупреждения всерьез.

– Потому что я невиновна! – сказала она, и ее голос прозвучал звонко и зло.