Валери Кинг - Прикосновение Купидона

– Я рассчитываю получить свои пятьсот гиней на следующий день после того, как экипажи выедут за ворота церкви, Мария, – злорадно заявила леди Эпплдор, протягивая свою руку под нос виконтессы и алчно сжимая и разжимая пальцы.

Леди Кловелли оттолкнула ее руку и ответила резко:

– Вы одна из самых скупых женщин, кого я знаю, но я все еще утверждаю, что вы не одержите верх. Прежде чем клятвы будут сказаны, правда выйдет наружу!

Леди Эпплдор просто рассмеялась глупости виконтессы, заговорщицки подмигнув миссис Диттишэм, и отошла от своих подруг, чтобы подойти к Эверарду. Взяв его под руку, она в сотый раз похвалила его за выбор невесты.

Войдя в гостиную, Диана растворилась в толпе гостей. Сердце ее ныло, мысли были расстроены. Это состояние продолжалось несколько часов, пока вечер шел по нарастающей. Сначала был подан обед, потом начался бал с вальсами, кадрилями и котильонами, во время которого весело разгадывали, кто прячется под той или иной маской, и все это время Лоуренс любезно ухаживал за ней так же, как Эверард за Джулией. Было уже далеко за полночь, а в ее голове настойчиво стучала и стучала одна мысль – леди Эпплдор и леди Кловелли заключили пари на несколько сот фунтов на то, что Эверард женится на Джулии, и леди Эпплдор приложит к этому все свое ощутимое и могущественное влияние.

В конце вечера, когда дамы пестрою толпой – жалуясь на болевшие и натертые ноги, на усталость – поднимались по лестнице, чтобы идти спать, Диана отозвала леди Эпплдор в сторону и пожелала узнать одну вещь.

– Вы помните вечер накануне того дня, когда Эверард сделал Джулии предложение? Я знаю, вы должны помнить, потому что видели его в Опере на маскараде.

Глаза леди Эпплдор злобно засверкали.

– О, да, конечно, я помню.

Она кивнула, приоткрывая рот, взволнованно вздохнула и добавила:

– Вы были так очаровательно испуганы моим появлением – это было великолепно!

– Так вы знали, что это была я, и хотели, чтобы я сильно испугалась вашего внезапного появления?

– Конечно! Я уже давно подозревала о вашем чувстве к Эверарду и боялась, что характер матери может проявиться в дочери. Я хотела лишь устроить счастье Джулии.

Диана имела вескую причину сомневаться в том, что леди Эпплдор интересует благополучие ее сестры, но она проглотила язвительное замечание, готовое уже сорваться с ее уст. Вместо этого она спросила:

– Но как вы узнали, что это была я, а не Джулия?

– Я знаю, что я не должна говорить вам! – воскликнула леди Эпплдор, возводя глаза к небу, словно моля кого-то свыше заставить ее воздержаться от последующего признания. – Но я не могу удержаться! Понимаете, когда ваша горничная заболела корью, не было ничего проще для моей экономки, чем рекомендовать вашей миссис Шипстор нанять одну из моих самых доверенных служанок – Бронвин уже очень давно служит у меня!

– Моя… моя горничная? – спросила Диана, ошеломленная. – Та, что служила мне в Лондоне?

– Та самая. Да-да, моя дорогая. Только не надо теперь хорохориться и делать всякие глупости! Все произошло так, как я и хотела. Вы и Лоуренс превосходно подходите друг другу. И если я говорю так, то вы должны быть благодарны мне за мое вмешательство, потому что я наконец-то нашла вам мужа. В конце концов, молодая леди, которая, как вы, больше четырех лет не могла найти себе пару, не должна быть такой придирчивой.

Она наклонилась вперед и, словно сообщая важный секрет, прошептала на ухо Диане:

– Эверард не для вас! Будь здесь ваша мать, она сказала бы вам это! Я говорю за нее. Да, я говорю за Гвендолин!

Она засмеялась своим низким басом и пошла наверх по лестнице, оставив Диану позади.

Двумя днями позже утреннее солнце светило сквозь узкие окна старинной церкви, роняя нежное золотистое сияние на блестящее собрание элегантно одетых и убранных драгоценностями участников церемонии. Небо было яркого голубого цвета, не омраченное ни единым облачком – явление необычное для английского лета, подумала Диана. Но тучи все-таки были, нависшие над Эверардом, Лоуренсом, Джулией и над нею!

Тучка, лежащая на лице Джулии, была светло-серого цвета, означавшего покорность судьбе, и не предвещала даже легкий дождь. Ее слезы все уже были выплаканы. Диана пыталась уговорить ее прошлой ночью разорвать помолвку, но Джулия только повторяла снова и снова, что она не может. Она не может обесчестить свой дом, как сделала ее мать.

Диана не ожидала, что Джулия вынесет свое решение с такой твердостью. Оказалось, что обе сестры наделены были общим недостатком – упорством.

Что касается Эверарда, его туча было намного темнее. Он следовал за Джулией из чувства долга – оно принесло славу ему и его стране на войне, но делало его несчастным в жизни. Следы недавней битвы с бывшим соперником, а теперь другом, на его лице только добавляли скорби его облику. Его глаза посерели от боли и утраты. Из всех троих он тяжелее всех переживал свое положение.

Едва слыша, как викарий произносит свадебные распоряжения, она взглянула на Лоуренса, лицо которого тоже имело еще следы недавней схватки. Черная туча, лежавшая на его челе, готова была разразиться грозой с громом и молниями. Он угрожающе стиснул зубы, глаза его сузились. Диана была почти уверена, что он собирается помешать службе и устроить скандал, которого они с Джулией так хотели избежать. Она была бы даже не против позволить ему это, единственно ради удовольствия услышать его громовой голос, достигающий сводов маленькой церкви, и, может быть, увидеть, как молния сверкнет с небес и прекратит этот ужасный фарс, который держал их всех в своих тисках.

Они стояли перед священником полукругом, и за своей спиной Диана почти физически ощущала толпу. В церкви царила напряженность, раздавались нервное покашливание, перешептывания и шарканье ног по древним каменным плитам пола. Пока они ехали от поместья леди Эпплдор в Баф, из кареты в карету под смешки передавались разнообразные слухи, так что Диане дали понять, что за это время было заключено еще не меньше дюжины пари относительно возможности отмены бракосочетания. Только миссис Диттишэм оказалась выше того, чтобы так низко пасть – заключать пари на несчастье других. За эту воздержанность Диана была ей очень благодарна.

Викарий говорил теперь о священных узах, которые вскоре свяжут их. Туча, нависшая над Дианой, была более угрожающей, страшной, чем у Лоуренса. Однако она сомневалась, что кто-нибудь мог видеть это, потому что, став хозяйкой в доме своего отца, она давно научилась скрывать свои эмоции. Но если бы она могла запечатлеть на холсте чувства, которые обуревали ее, она нарисовала бы черную тучу, предвещающую страшный ураган, который топит даже самые большие морские корабли и разрушает прибрежные города в Вест-Индии.