Сьюзен Кинг - Король чародеев

– Я научу вас не бояться морской болезни, милая. Смотрите туда – далеко-далеко, как можно дальше от корабля, от волн, которые разбиваются о его борт. И стойте свободно, чуть покачиваясь в такт его движению. Вот так! – Он обеими руками взял ее за талию, показывая, как надо двигаться. – Немного сноровки – и вы станете заправским моряком. Ну-ка, постарайтесь сохранить равновесие!

От прикосновения его властных рук по спине Микаэлы пробежала уже привычная дрожь, она никак не могла сосредоточиться на том, что делала. Но наконец ее попытка собраться с мыслями удалась; твердо уверенная, что Дайрмид не даст ей упасть, Микаэла расставила ноги пошире, чуть согнула колени, стараясь уловить ритм раскачивавших палубу волн, и стала смотреть вдаль, на пенистые буруны. В отдалении от корабля и ветер, похоже, дул не так яростно, и волны выглядели не такими свирепыми, как те, что бились о борт галеры. Микаэла почувствовала, что успокаивается, и с облегчением улыбнулась.

Дайрмид наблюдал за ней с удовлетворением.

– Не хочу вас пугать, – сказал он, – но этот ветер предвещает шторм. Там, вдалеке, волны только кажутся безобидными.

У Микаэлы округлились глаза.

– Но ведь мы успеем добраться в Глас-Эйлин до шторма, не правда ли?

– Конечно, – успокоил ее Дайрмид. – При желании мы могли бы даже вернуться до шторма домой, потому что иногда он заставляет себя ждать несколько дней.

Горец поднял голову, и ветер разметал его каштановую гриву, придав ему диковатый вид. Микаэла посмотрела снизу вверх на его сильную шею, решительный подбородок, серые глаза, потемневшие, как море в ожидании шторма, и ее сердце затрепетало от любви. О, он был прекрасен, этот свирепый на вид великан с доброй, ранимой душой! Стоя рядом с ним над бесновавшимися волнами, она ощущала в себе новую, неведомую прежде силу, бесконечную и мощную, как само море. Силу, которую рождала в ней близость этого человека…

Внезапно молодая женщина вздрогнула и опустила глаза. Как она могла так забыться?! После возвращения в Даншен она навсегда покинет замок, и то внимание, которое проявил к ней сегодня лэрд, ничего не изменит. Да, ее тянет к Дайрмиду так, словно они две половинки одного целого, но увы – они встретились слишком поздно и никогда не смогут принадлежать друг другу…

Микаэла высвободилась из его объятий и отодвинулась, чувствуя, что в душе что-то оборвалось.

– Вам опять плохо? – забеспокоился Дайрмид.

Она покачала головой и отвела глаза.

– Со мной все в порядке, милорд, не стоит обо мне беспокоиться.

– Но я не могу не беспокоиться!

Она даже не повернула головы в его сторону, но Дайрмид не уходил. Они долго стояли рядом, не произнося ни слова, и ветер раздувал их волосы и одежды. Микаэла смотрела на бурлящее, вспененное море и думала о том, как много, несмотря ни на что, дала ей встреча с этим удивительным человеком. Палуба по-прежнему ходила ходуном, волны неистово бились о борт корабля, но они уже не пугали Микаэлу. Благодаря Дайрмиду она стала сильнее и могла противостоять своим страхам. Она дала себе слово никогда не забывать урока, который он ей преподал, и впредь всегда искать опору в самой себе.

Дайрмид задумчиво смотрел на бурлящую полосу прибоя у высокого скалистого берега острова Джура. Тысячи птиц – чаек, бакланов и белогрудых гусей, которые собирались обычно в этих местах на зимовку, – кружили в небе или сидели на скалах возле гнезд, спрятанных в расщелинах. Горец вздохнул, завидуя их свободе, и повернулся к Микаэле.

Маленькая, хрупкая, но с гордой осанкой настоящей леди, она смотрела вверх на проплывавшие мимо скалы с благоговейным ужасом. Путешествие явно утомило ее – она осунулась, побледнела, под глазами залегли тени. Волосы под платком развились, упали на плечи, полы мокрой одежды раздувались и хлопали на ветру, но Микаэла даже не пыталась привести себя в порядок. Глядя на нее, Дайрмид с нежностью улыбнулся – она казалась ему замерзшим усталым ангелом, опустившимся с небес на корму его корабля, чтобы немного отдохнуть.

Ему страстно хотелось обнять ее, согреть на своей груди, покрыть поцелуями бледное лицо, но он сдерживался, помня о том, что стояло между ними. Его чувство к ней росло с каждым днем, и он боялся, что скоро уже не сможет с ним справиться. Однако Дайрмид прекрасно понимал, что это было бы гибельно для них обоих! Что он может дать Микаэле? Ничего – ни настоящего, ни будущего, ни истинной радости. И все потому, что много лет назад он допустил одну-единственную, но роковую ошибку! Разве он мог тогда знать, что через пять лет последствия этой ошибки станут непреодолимым барьером на его пути к счастью?..

Дайрмид тяжело вздохнул. На маленьком островке по другую сторону Джуры находился монастырь, где жила его жена Анабел. Может быть, она согласится выполнить условия, на которых их злополучный брак наконец будет расторгнут, если хорошенько попросить ее об этом? Ведь теперь все в его жизни зависит от нее!

По решению церковного суда Анабел отправили в монастырь послушницей, но судьи пообещали развести ее с Дайрмидом, если она примет монашеский обет и пожертвует свои земли церкви.

При этой мысли в сердце лэрда встрепенулась надежда, но тут же угасла, потому что он знал: Анабел Максуин никогда не согласится постричься в монахини. Кто-кто, а она меньше всего подходила на роль кающейся грешницы, и церковный суд ей тут не указ. Раньше Дайрмиду было совершенно безразлично, что делает, как живет и о чем думает женщина, которая стала пять лет назад его женой. Но сейчас, когда в его жизнь вошла Микаэла, он не мог упустить никакой, даже самой призрачной возможности получить развод. Дайрмид решил, что поедет к Анабел и попросит ее принять постриг, хотя был уверен, что она ни за что не согласится…

Он попытался представить себе бывшую жену в монашеском клобуке, но у него ничего не вышло – черный цвет, символизирующий отказ от мирских радостей, скромность и смирение, совершенно не вязался с образом Анабел. Его жена была высокой пышнотелой женщиной с копной роскошных рыжих волос и белой кожей, мгновенно вспыхивавшей от любовных ласк. Каждой клеточкой тела Анабел источала манящую женственность, в ловушку которой легко попадались мужчины. Но за этой чувственной внешностью скрывался изощренный, недобрый ум…

Дайрмиду вспомнился последний день перед отъездом жены в монастырь. Она была в ярости, ей хотелось его побольнее уязвить.

– Меня приговорили к заточению в монастырь, – сказала она тогда, кипя от ненависти, – но я все еще твоя жена и останусь ею до конца своих дней. Так что ты тоже узник, Дайрмид! Но если у моей тюрьмы есть стены, то твоя тюрьма – без стен и запоров, и она будет с тобой везде, куда бы ты ни поехал. Ты обречен на одиночество: никогда тебе не иметь ни жены, ни детей, и твой замок перейдет к кому-нибудь из братьев, а не к твоим наследникам, потому что их у тебя не будет! – С этими словами она развернулась и вышла, хлопнув дверью.