Элоиза Джеймс - Роман на Рождество

– Но…

Мать прервала ее, воздев руку, словно генерал, останавливающий наступающую армию.

– Не волнуйся, – сказала она, – вопреки своему обыкновению я не пойду напролом, а буду действовать тонко, хитростью. Поверну все так, что твой дурачок сам сделает нужные выводы. И когда я решу, что он достаточно хорошо осознал свои права и обязанности, ты к нему вернешься, и вы снова заживете в полной гармонии.

– Но если ты останешься здесь…

– Понимаю, куда ты клонишь, – нахмурилась леди Флора. – Где ты будешь жить, уйдя от мужа? Действительно, если ты вернешься ко мне в мое отсутствие, это будет выглядеть странно.

– Тогда я перееду к подруге, – осенило Поппи.

– К какой именно?

– К герцогине Бомон.

– К этой шлюхе? – возмутилась леди Флора. – Бога ради, почему именно к ней?

– Потому что она мне нравится.

– Погости лучше у леди Вартли. Она такая милая! К тому же много работает в Попечительском совете больницы и к тебе относится с искренней симпатией.

– Нет, мне будет удобнее у Джеммы.

– Зря я позволила тебе с ней познакомиться тогда, в Париже, – сокрушенно вздохнула леди Селби. – Там-то все было прекрасно, но кто мог знать, что эта вертихвостка надумает вернуться в Англию?

– Джемма – моя подруга, и я прошу тебя не…

– Я всегда называю вещи своими именами. Если герцогиня Бомон вертихвостка, то я ее так и называю. Ее мужа можно только пожалеть. Но с другой стороны, она все же герцогиня… Пожалуй, я разрешу тебе нанести ей визит, – сдалась леди Флора.

– Извини, мама, но мне надо идти. – Поппи встала и сделала книксен, только чуть менее почтительный, чем это было бы на людях. – У меня назначена встреча. Скажи слугам, и они подадут чай, шоколад и все, что тебе будет угодно.

– А знаешь, наша затея может оказаться весьма занимательной, – сказала леди Флора с задумчивым видом. – Мне всегда казалось, что, сложись моя жизнь по-другому, я могла бы преуспеть на театральных подмостках.

«Бедный Флетч», – почти с симпатией подумала Поппи.

– Для начала я закачу твоему мужу истерику – как известно, мужчины ненавидят это больше всего. Поверь, я заставлю его одуматься. – Леди Селби взяла лицо дочери обеими руками, и в душе Поппи шевельнулось беспокойство, потому что взгляд маман вновь затуманился. – Ах, я была ужасной матерью, которая бездумно отдала тебя в этот дом на годы страданий!

– На самом деле…

– Молчи, – леди Флора торжественно поцеловала дочь в лоб, – и предоставь все маме. К тому моменту, когда я подам знак к твоему возвращению, Пердита, твой муж станет другим человеком. – В глазах леди Флоры зажегся веселый огонек, что бывало крайне редко. – Представь, что я – та самая ночная ваза, которая приведет его в чувство.

Поппи уже спустилась по лестнице вниз, в холл, когда ее одолели сомнения. Остановившись, она оперлась на перила и стала размышлять. Стоит ли подвергать Флетча наказанию, как задумала маман? Перед глазами возникла флиртующая парочка – Флетч и Луиза. Стоит, решила Поппи. Он должен получить урок.

Еще одна проблема заключалась в том, что хотя Поппи и считала Джемму доброй подругой, в Лондоне было немало дам, которых герцогиня Флетчер знала гораздо лучше, чем Джемму Бомон, – главным образом дам-благотворительниц, работавших во всевозможных попечительских советах и комитетах. И в отличие от герцогини Бомон репутацией они пользовались незапятнанной.

Весь Лондон судачил о любовных приключениях Джеммы во время ее пребывания в Париже (где она жила одна, без мужа), весь Лондон следил за ее шахматными матчами с Бомоном и Вильерсом – она, несомненно, была «дурная женщина». Именно поэтому ее дом так подходил в качестве убежища для Поппи: Джемма не стала бы ни осуждать ее поступок, ни уговаривать вернуться к мужу.

Еще одно преимущество: леди Флора ни за что не переступит порог ее дома. Она считала Джемму дамой с запятнанной репутацией. Если мужчин почтенная матрона называла презренными дураками, то женщины, которые добровольно якшались с ними, по ее глубокому убеждению, были еще хуже. «Потаскуха!» – шипела леди Флора, когда слышала очередную сплетню о какой-нибудь даме. В Париже она разрешила дочери дружить с Джеммой только из-за собственного снобизма: презренная «потаскуха» все-таки носила герцогский титул…

Собравшись с духом, Поппи отпустила перила – ладони были влажными от пота. Выпрямившись, она попросила дворецкого принести ее пелерину.

– Поручаю вам, Куинс, – добавила она, когда он выполнил просьбу, – сообщить герцогу, что я покинула его дом.

– Что вы сказали, ваша светлость? – округлив глаза, переспросил дворецкий.

– Я решила жить отдельно, – объяснила она, застегивая пелерину. Для конца апреля погода стояла довольно холодная. – Не думаю, что это сильно расстроит герцога, но если он захочет со мной поговорить, то в конце недели я буду на балу у леди Весси.

От изумления у Куинса отвисла челюсть, но в следующее мгновение он взял себя в руки и проговорил с поклоном:

– Позвольте от лица всех слуг выразить сожаление, ваша светлость.

– О чем же вам сожалеть? – удивилась Поппи. От ощущения свободы у нее шла кругом голова – теперь можно было говорить все, что думаешь! – Без меня вам будет только легче. Герцога тоже большую часть времени не будет дома, вот как сейчас, поэтому вам не придется много работать. – Заметив, что ее речь лишь усилила замешательство дворецкого, она ободряюще похлопала его по плечу и попросила: – Пожалуйста, прикажите подать мне карету.

Герцогиня уселась на стул и стала ждать, мурлыкая себе что-то под нос. Холл был огромный, гулкий, мрачный. Поппи его терпеть не могла, но сейчас она смотрела на его суровые стены даже с некоторым удовольствием – ее грела мысль, что она их скоро покинет.

Ей вдруг подумалось, что для Джеммы ее визит может стать неприятным сюрпризом, но она тотчас прогнала эту мысль. Зачем думать о плохом? Главное, что теперь, после всех тревог и волнений, она наконец почувствовала облегчение.

Когда добродушный Фаул, дворецкий Джеммы, предложил ей снять пелерину, Поппи чуть не расплакалась от радости – вот она, свобода! Несколько минут спустя в гостиную вошла Джемма.

Гостья поднялась с места, но ничего не сказала – от волнения слова застряли у нее в горле.

Герцогиня Бомон остановилась в дверях – от кончиков завитых локонов до каблучков шелковых домашних туфель само воплощение французской элегантности.

– Как я рада тебя видеть! – воскликнула она.

– Я собиралась вернуться к маме, но она хочет переехать к Флетчу и заботиться о нем! – вновь обретя дар речи, выпалила Поппи.

– Ты сказала – «заботиться о Флетче»? – переспросила Джемма.

– Да, – кивнула гостья.