Жанна Монтегю - Наваждение

– Мы теряем время, сэр, – нетерпеливо рявкнул Деклан. – Я посылаю за полицией.

– Нет, Деклан, не надо! – взмолилась Элиза. В одно мгновение она бросилась к нему в ноги, хватала его за руки, умоляюще глядя в глаза. – Я сделаю все, что угодно… все, что угодно – но только избавьте нас с Уорреном от этого всего.

Он вырвал свои руки и отшвырнул ее прочь. Он хотел бы растоптать ее, растерзать, стереть с лица земли за то зло, которое она навлекла на Кэтрин. Ведь многие из этих отвратительных интриг стали возможны благодаря ее предательской, развратной красоте. Но, как ни странно, его до глубины души тронуло зрелище ее беззащитности и уязвимости. Во всем виновен Керриган. Он, и никто другой, идя на поводу у своих пороков, воспользовался обеими этими женщинами и искалечил им жизни – в особенности ей, Элизе.

– Я не могу, – твердо сказал он, не желая смягчаться. – Пусть во всем разбирается суд. Как я смогу быть уверен, что вы не попытаетесь снова подобраться к Кэтрин? Нет, Элиза, и вы, и мадам Ладур будете обвинены в убийстве Керригана, и если яд обнаружат, вас обеих повесят.

– Никогда! – взревел Адриен, и прежде чем его успели остановить, он схватил Кэтрин, от неожиданности не попытавшуюся сопротивляться, прижал дуло своего ружья к ее лбу и стал пятиться к двери, прикрываясь девушкой.

– Отпусти ее! – воскликнул Седрик, делая шаг к нему.

– Назад! – рявкнул Адриен грозно. – Клянусь, я расшибу ей башку!

– Делайте так, как он хочет, – тихо посоветовал Деклан. – Чего тебе надо, Ладур?

– Только то, что принадлежит мне по праву.

– Кэтрин? Уж не хочешь ли ты сказать, что любишь ее? Тогда лучше побереги дыхание.

– Она принадлежит мне. – Некогда столь прекрасное, лицо Адриена свело в алчную, жестокую маску. – Она избрала свою судьбу. Я заберу ее с собою. Нет, лорд Седрик, и не пытайтесь меня остановить, иначе она умрет!

– Вы сошли с ума! Чем это вам поможет?! Что вы станете делать? – Седрику ничего не приходило в голову, кроме попытки задержать его здесь с помощью разговоров и упования на чудо.

Адриен уходил все дальше, одной рукой прижимая к себе Кэтрин. Она не пыталась бороться, так как холодный металл по-прежнему был прижат к ее лбу. И сейчас она ни на секунду не сомневалась, что он исполнит свою угрозу.

На пороге церкви он задержался и объявил:

– Я намерен сесть на свою лошадь и уехать подальше отсюда, а ее возьму с собою, – прохрипел он. – А вы не трогайтесь с места, покуда я не скроюсь из вида. Через день-другой я пришлю вам письмо, где назову место и время, когда мы сможем обсудить ее возвращение, но, во-первых, вы не посмеете предпринять ничего против моей матери или Элизы, а во-вторых, вы не будете чинить препятствий моей свадьбе с Кэтрин. Если вы обманете мои ожидания хотя бы по одному из пунктов, больше не увидите ее в живых.

– Выродок! – пробормотал Деклан, сгорая от ярости, но не имея возможности что-нибудь предпринять.

Адриен выскочил из церкви, и тут же послышался дробный топот копыт, замерший вдалеке.

– Мой сын достоин имени Ладуров! – с непередаваемым высокомерием провозгласила Мадлен. – Кэтрин выйдет за него, и вам придется позабыть обо всех гнусностях, про которые вы намекали.

– Что мы теперь будем делать? – обратился Седрик к Деклану.

– Куда он потащил ее, мадам? – Ледяной взор зеленых глаз Деклана впился в мадам.

– Не думаешь ли ты, что я бы сказала об этом, даже если бы знала? – фыркнула она.

– Я помогу вам его выследить, – сказал Хэл Дагган, опуская винтовку, под дулом которой он до сих пор держал Деламара. – Вряд ли здесь найдется тайник, которого бы я не знал.

– Верно. Поедемте скорее. – Деклан был уже на пороге.

– Осторожнее, сэр. Пусть сначала подумает, что ему удалось удрать. Лошади нам не понадобятся. – Дагган был уверен в себе и абсолютно спокоен, как всегда. – Мы проберемся тайными тропинками прямиком через трясину. Положитесь на меня.

– Заберите остальных в дом, сэр, – обратился к Седрику Деклан, – и не спускайте с них глаз, пока мы не вернемся.

Чавкающее, полное шума от птиц и насекомых болото сомкнулось и поглотило Адриена с Кэтрин. Становилось все светлее, солнце выжимало влагу с каждой ветки и с каждого акра трясины, которая все больше оживала. Пока они ехали по узкой извилистой предательской тропке, то и дело прямо перед их носом шмякались в воду аллигаторы, эти древние и странные твари.

Звуков погони слышно не было, и Кэтрин получила временную передышку. Отдавая себе отчет в том, что положение ее продолжает оставаться крайне опасным, она так и не смогла до конца поверить, что Адриен в самом деле может причинить ей зло. Это было выше ее понимания. Будучи честным человеком, она не в силах была постичь то двуличие Элизы и мадам Ладур, которое обнажил перед нею Деклан.

«Какая же я была непроходимая дура, – думала она, трясясь на луке седла, больно врезавшейся ей в бедра, и едва дыша от того, что Адриен изо всей силы прижимал ее к себе. – Как я позволила так легко заморочить себе голову их сладкими речами, шелковой лестью и проявлениями якобы искренней любви?»

Тут она вспомнила, как Адриен занимался с ней этой самой любовью, все его жесты, его гладкую ложь, – и ее пронзила такая боль, что даже слезы не способны были бы принести облегчения. «Наверное, я вообще отныне не смогу плакать, – думала она. – Сердце мое закаменело, да может, оно и к лучшему Я больше не хочу разочарований. Привязанности, чувства, любовь – все это делает нас уязвимыми для предательства. Я должна защитить себя, и ни за что не позволю такому повториться».

Казалось, они проехали уже многие мили, внедряясь в самые глухие уголки болот, о существовании которых Кэтрин и не подозревала. Дикие, неосвоенные и опасные, они были обиталищем для птиц, змей и этих огромных, с бугристой кожей жителей темных глубин – чудовищных рептилий.

– Куда мы едем? – наконец не выдержала Кэтрин, обернувшись и стараясь заглянуть Адриену в лицо.

– Тут есть старая пристань. Мы почти добрались до нее. Не беспокойся, chérie, там нас никто не побеспокоит, – отвечал он с едва заметной улыбкой. – Мы укроемся там, и я обещаю тебе, что ты не заметишь, как пролетит время, ведь я постараюсь показать, до какой степени ты принадлежишь мне.

Он прижал ее к себе еще больнее, наклонился, и она почувствовала, как его губы коснулись ее шеи. И даже теперь ее кожа отозвалась на этот поцелуй – даже теперь, когда она прекрасно знала, кто же он есть на самом деле: развращенный, высокомерный, аморальный, – и все же обладающий властью привязывать к себе сердца женщин, и оттого особенно опасный.

Они подъехали туда, где русло ручья расширялось и на одном из его берегов возвышалась деревянная лачуга и полуразвалившиеся мостки. Когда-то все сооружение содержалось в порядке и было заботливо разукрашено: Ладуры развлекались здесь, когда им хотелось покататься на лодках. Теперь здесь царили разруха и запустение. Провал двери зиял словно черная пасть, из которой несло зловонием. Никогда в жизни Кэтрин не ощущала себя такой одинокой и заброшенной. «Возможно, именно в этой лачуге мне суждено кончить свои дни», – подумала она, и холодок пробежал по ее спине и пронзил сердце.